Гевара никогда не говорил этого публично, но знавшие его люди утверждают, что он вернулся из СССР разочарованный тем, что увидел в кремлевской администрации склонность к роскоши, столь контрастирующую с более чем скромными условиями жизни рядовых советских граждан. За сорок с лишним лет в СССР так и не появился новый человек социалистического типа, по крайней мере в среде партийной верхушки, — от «родины» мирового социализма Че вправе был ждать большего.
Леонов присутствовал при беседе Гевары с Хрущевым. Среди прочего Че хотел, чтобы на Кубе появился собственный мощный сталелитейный завод — непременное условие индустриализации. Он просил, чтобы СССР не только выделил необходимые средства, но и сам же его построил.
«Хрущев сдержанно выслушал его, — вспоминает Леонов, — и сказал: "Что ж, мы подумаем". И, пока в течение нескольких дней в министерстве рассматривали это предложение, Че становился все более нетерпеливым. Каждый раз, только завидев Хрущева, он спрашивал: "Ну, Никита, что там насчет завода?" Наконец тот ему ответил: "Послушай, Че, если ты хочешь, мы можем построить завод, но ведь на Кубе нет ни угля, ни железа, ни достаточного количества умелых рук; к тому же миллион тонн — вам столько некуда будет сбывать… Не лучше ли будет построить небольшой завод для переработки металлического лома и не тратить таких больших средств?"
Однако Че был непреклонен. Он сказал: "Если мы построим такой завод, как хотим, то мы подготовим нужные кадры. Железную руду мы получим в Мексике… а уголь… мы могли бы привозить отсюда на кораблях, которые увозят с Кубы сахар "».
Затем, оставшись с Геварой наедине, Леонов заметил, что, возможно, Хрущев прав и кубинцам стоит двигаться постепеннее, что, может быть, строительство такого большого завода — дело преждевременное. Но Че возразил: «Послушай, Николай, тут есть и другие факторы: социальный и политический. Революция должна быть чем-то большим и солидным. Мы обязаны уйти от экономики, построенной только на сахаре, должны заниматься индустриализацией; вы же здесь, в Советском Союзе, тоже начинали индустриализацию, не имея необходимой базы».
«В конечном счете ничего не вышло, да и, как мне кажется, вся эта затея Че была несколько искусственной, связанной больше с социально-политическими вопросами, нежели с экономикой», говорит Леонов. Проконсультировавшись с Гаваной, Че, по его словам, охладел к этому проекту.
Поездка Че в Китай оказалась исключительно удачной. Он договорился о продаже миллиона тонн кубинского сахара урожая 1961 г., а также получил кредит в шестьдесят миллионов долларов на покупку китайских товаров. Он встретился с Мао Цзэдуном и был с почетом принят его заместителем Чжоу Эньлаем. Чжоу вознес хвалу кубинской революции, а Че в ответ сказал, что китайская революция явила собой пример для обеих Америк. Без сомнения, это не могло не уязвить Советы, и их недовольство, вероятно, только усугубилось, когда Гевара, возвращаясь на Кубу, отметил, что между ним и Пекином «в принципе нет никаких расхождений».
Высказывания Че стали известны и в Вашингтоне. В секретном докладе разведки США, посвященном поездке Гевары, особое внимание было уделено его пребыванию в Китае. «Любопытной особенностью визита Гевары в Пекин стало то, что он, очевидно, сошелся с китайцами по ряду ключевых вопросов в китайско-советском споре.
Выступая на торжественном приеме 20 ноября, Гевара восхвалил движение коммун в Китае (подвергшееся критике со стороны Советов), а два дня спустя заявил, что китайская коммунистическая революция явила "пример, открывший новую дорогу для обеих Америк". Будучи в Москве, Гевара не говорил ничего подобного про СССР».
Им с Фиделем приходилось ломать головы над тем, как не выступить открыто на чьей-либо стороне в разгорающемся конфликте между двумя коммунистическими гигантами. Они отлично осознавали, что у них появилась возможность извлечь для себя выгоду из противоречий между Пекином и Москвой. Действительно, по возвращении в Москву 19 декабря Че выяснил, что советские власти готовы купить 2,7 миллиона тонн кубинского сахара будущего урожая по цене выше общемировой.