Кубинские революционные власти, очевидно, не просчитали до конца все последствия полного разрыва отношений с США. Старая система была разрушена до основания, а новая пока не отвечала насущным нуждам Кубы — и еще меньше ее амбициозным планам на будущее. В советском бензине содержалось слишком много серы, и он разъедал трубы на построенных американцами сахарных заводах, а инженеры из стран восточного блока оказались неспособными должным образом использовать оставленное американцами на Кубе оборудование. Мало того, значительное количество промышленного оборудования, прибывшего на Кубу из стран социалистического блока, оказалось некачественным или устаревшим.
Че едва справлялся со множеством забот. «Если бы меня спросили, как себя чувствовал в те месяцы Гевара, — пишет Рохо, — я бы ответил, что постоянная борьба потихоньку подрывала его оптимизм. Он казался не таким остроумным, как обычно, и все мысли его были, похоже, заняты статистикой и производством».
Альберто Гранадо объясняет мрачное настроение Че еще и тем, что он утратил веру в советскую модель, которую ранее принял с детским воодушевлением. Попытки перенести ее на Кубу — со всем ее бюрократизмом, неэффективностью и напыщенной риторикой — давали весьма посредственные результаты. Гранадо вспоминает, как Че описывал свое обращение в марксизм, произошедшее во времена его жизни в Гватемале и затем в Мексике. Он оставался «скептиком», пока «не открыл Сталина», фигура которого увлекла его по-настоящему. «Именно тогда Гевара начал искать мир, который был бы больше лозунгов и манифестов, исполненный важности мир, — и я думаю, что он, опьяненный прочитанным, поверил в то, что только в Советском Союзе можно найти путь к спасению и что написанное в книгах реально отражает то, что было там построено. Однако в 1963 и 1964 г. он понял, что его ввели в заблуждение, а, вы знаете, Че терпеть не мог, когда его обманывали».
Гевара находился на пороге среднего возраста, у него было четверо детей, он являлся государственным министром, пребывая на вершине своей революционной карьеры. В нем почти не осталось былой веселости духа. Сама внешность Че все более соответствовала его возрасту. Он состриг длинные волосы, которые отличали его в период жизни в горах и затем в первый год жизни на «свободной Кубе». Лицо Че заметно округлилось; хотя он говорил Рикардо Рохо, что в этом виноваты лекарства от астмы, в действительности он набрал лишний вес.
Че был единственным кубинским команданте, отказавшимся носить официальную военную форму: он упрямо ходил в одежде защитного оливкового цвета, с рубашкой навыпуск, перетянутой ремнем. Брюки он обычно не заправлял в ботинки, а носил свободно. Никто, конечно, не смел его упрекать. «Че есть Че», — говорили обычно окружающие, пожимая плечами.
Дома Гевара мог часами сидеть, запершись в маленьком, забитом книгами кабинете — там он читал, писал, думал. Единственными украшениями кабинета были бронзовый барельеф Ленина, маленькая бронзовая статуэтка Симона Боливара и большая фотография Камило Сьенфэугоса в рамке. Если Че спрашивали, почему он никогда не отдыхает, он обычно ссылался на свою занятость. У него почти не было времени, чтобы побыть с Алейдой и детьми. Частенько ему приходилось выезжать куда-нибудь по работе, и все эти отлучки неизменно носили затяжной характер; Алейду в поездки он с собой не брал. Че инспектировал кубинские фабрики, военные подразделения, кооперативы и школы, выступал с речами, принимал почетных иностранных гостей, посещал дипломатические приемы. На «светские» мероприятия он по возможности старался приводить Алейду. Но рабочая неделя у него длилась с понедельника по воскресенье, причем ночи были частью рабочего времени, а по воскресеньям утром он еще занимался добровольческими работами. На семью оставались только воскресные вечера.
Че обычно садился в гостиной на пол и играл с детьми и собакой — немецкой овчаркой по кличке Муралья, которая любила сопровождать хозяина до работы. Старшая дочь Гевары Ильдита, которой исполнилось восемь лет, также приходила к ним на выходные, и они смотрели вместе по телевизору бокс и футбол.
Однако иной раз Че мог выступить и в роли строгого отца. Однажды, когда Алюша стала капризничать, он подошел к ней и отшлепал. Алюша заплакала еще сильнее. Тогда няня София взяла девочку на руки и попыталась ее успокоить, однако Че сказал, чтобы она этого не делала, так как Алюша должна запомнить, почему ее наказали. Но особенно сурово он относился к своим телохранителям, жившим в пристройке около его дома. Невеста одного из них вспоминает, что как-то раз Че запер Гарри Вильегаса голым в чулане в наказание за какой-то мелкий проступок.