В это время к нему заявился Папи с сообщением, что приезд Че откладывается и что Дуке отозван с боливийской фермы в Гавану. Че приказывал группе «продолжать разведывать территорию… а крестьян не рекрутировать, пока не будет достигнута полная готовность к войне».
IXМежду тем положение Че в Гаване стало не таким прочным. У него появилось несколько новых врагов — как на Кубе, так и за ее пределами. Идеологический сектор Кремля был озабочен поступающими сведениями о том, что Че все более открыто склоняется в пользу Пекина.
И Пекин, и Москва стремились перетянуть на свою сторону компартии различных стран мира, а в Латинской Америке эта борьба за влияние привела даже к расколам в рядах нескольких партий с отделением «прокитайских фракций». Существование большинства латиноамериканских компартий зависело от субсидий из Москвы, и поэтому они выбрали Советский Союз. Кубинское правительство, оказавшееся перед необходимостью выбора, в конце концов отказалось от нейтралитета, и Фидель лично поддержал советскую позицию во время своего визита в СССР весной 1963 г. Хрущев принял его как героя-освободителя Кубы, и Фидель купался во всеобщей любви и овациях. Была подписана совместная советско-кубинская декларация, в которой Куба провозглашалась полноправным членом социалистического лагеря; Москва официально взяла на себя обязательство защищать «независимость и свободу» Кубы, а Фидель в ответ заявил, что Куба поддерживает «социалистическое единство» и политику Москвы по «мирному сосуществованию» с капиталистическим Западом. Поддержка эта была сугубо номинальной и выражена не в столь четких формулировках, как, возможно, того хотел бы Хрущев, однако заявления Кастро оказалось вполне достаточно для того, чтобы нервировать Китай.
Изначально Че был архитектором советско-кубинских отношений, но теперь его фигура вызывала беспокойство. Идя наперекор советской политике «мирного сосуществования», он постоянно искал способы расширения вооруженной борьбы, делал ставку на партизанские движения в сельской местности и привечал коммунистов-диссидентов, даже троцкистов, принимал их в свои тренировочные лагеря, обеспечивал вооружением и деньгами, невзирая на протесты официальных компартий соответствующих стран, что в конечном счете заставило Москву подозревать, что Че является фигурой в игре Мао.
Еще в конце 1962 г. Кремль внедрил в окружение Че агента КГБ. Звали его Олег Дарушенков, и, хотя официально он занимал пост атташе по делам культуры при советском посольстве, более важной его задачей было работать переводчиком при Че. Его предшественник Юрий Певцов, проведя на Кубе только год, был отозван в Москву. Собственное отношение Че к Дарушенкову письменно нигде не засвидетельствовано, но, по утверждению некоторых людей, входивших тогда в его ближний круг, Гевара считал переводчика провокатором, чьей задачей было за ним шпионить.
После Карибского кризиса в Кремле было немало тех, кому не нравились действия Кубы по подготовке партизанских «авантюр» (а всем понятно было, что верховодит там Че Гевара), так как они могли привести Советский Союз к новой конфронтации с Соединенными Штатами. «После кризиса СССР опасался, что кубинцы могут что-нибудь натворить, — говорит Георгий Корниенко, заместитель советского посла в Вашингтоне. — Мы не хотели, чтобы эти действия осложнили наши отношения с США».
Федор Бурлацкий, некогда бывший советником Хрущева, вспоминает, что в ЦК партии мнения разделились: одни поддерживали линию Че, другие, и их было большинство, не доверяли ему. Бурлацкий причисляет себя ко вторым. «Нам не нравилась позиция Че. Он стал примером для авантюристов, которые могли спровоцировать конфронтацию между СССР и США».
По словам Бурлацкого, мнение, что Че представляет собой «опасную персону», укрепилось после его заявлений по поводу Карибского кризиса, в частности, о том, что СССР «следовало применить свои ракеты». Эту мысль высказывал также и Фидель, но — частным образом, а Че заявлял об этом публично, и мало кто сомневался, что Гевара имел в виду именно то, что говорил. Его слова в сущности повторяли обвинения Пекина в том, что Советы «капитулировали» перед Вашингтоном.
Словно нарочно взяв на себя роль еретика, Че продолжил испытывать терпение Советского Союза. Ободренный собственными успехами, а также «Второй гаванской декларацией» Фиделя, в которой провозглашалась неизбежность всеобщей революции в Латинской Америке, в сентябре 1963 г. Че выпустил в продолжение своей книги «Партизанская война» статью под названием «Партизанская война как метод». В статье этой содержался призыв к общеконтинентальной партизанской борьбе.