Че потер виски и откинул голову назад. Как бы самому себе он сказал:
— Здесь мы сражаемся с Санчесом Маскерой. Это самый кровожадный офицер Батисты. Он постоянно совершает налеты на Сьерру и проводит чудовищные карательные акции против населения. Мы много раз чуть было не зажимали его в кольцо. Но эта скотина постоянно ускользала от нас.
Крестьянин принес еду. Он явно гордился тем, что знаменитый Че остановился в его доме. Че молча поглощал скудную пищу, казавшуюся, однако, праздничным обедом. Он вспоминал последние форсированные переходы, когда они вообще ничего не ели.
Он не испытывал ни малейшего желания вести беседу с этим аргентинским журналистом, но он знал, какой огромный пропагандистский эффект могут дать подобные публикации. Вопросы он уже знал заранее. Все журналисты первым делом с ужасом высказывали предположение, что борьба здесь идет за «победу коммунизма».
Проглотив последний кусок, он закурил трубку и устало вытянул ноги. Как же они болели! На секунду ему пришла мысль просто скинуть сапоги.
Масетти откусил кончик сигары. Че с наслаждением выпустил первые облака дыма в потолок и сказал ободряюще:
— Начинайте!
Масетти был стреляный воробей. Ему пришлось вынести много испытаний, прежде чем он попал в лагерь Че.
— Зачем ты пришел сюда? Че твердо ответил:
— Существует только одна возможность освободить Америку от диктаторов. Их нужно свергнуть. Следует любым путем к этому стремиться. И лучше всего это делать в открытую.
— А ты не боишься, что твое участие в этих боях может быть истолковано как вмешательство во внутренние дела чужой страны?
Че ухмыльнулся. Эти сомнения он уже преодолел.
— Своей родиной я считаю не только Аргентину, но и всю Латинскую Америку.
Он вгляделся в напряженное лицо Масетти и убежденно продолжал:
— У меня есть такой прославленный предтеча, как Хосе Марти. Именно на его родине я выступаю приверженцем его идей. Я не могу рассматривать это как вмешательство, когда я рискую всем, и даже жизнью, во имя справедливого дела. Я помогаю народу свергнуть тирана. Иностранная держава оказывает этому тирану помощь, предоставляя в его распоряжение оружие и самолеты, деньги и инструкторов. Ни одна страна не обвинила еще США во вмешательстве во внутренние дела Кубы. Ни одна страна не обвинила янки в том, что они помогают Батисте истреблять свой народ. Но зато очень многие занялись моей особой. Я иностранец, который вмешивается во внутренние дела и кровью своей помогает восставшим.
Че решительно взглянул на Масетти. Он говорил, тщательно подбирая слова и одновременно твердо и искренне. Он сражался на стороне плохо вооруженных, кое-как обученных бойцов против врага, обладавшего огромным превосходством в силе и технике. Его противники были гораздо лучше вооружены и обучены. В любой момент они могли уничтожить повстанцев.
Однако он говорил о своих врагах так, как будто победа над ними — это всего лишь вопрос времени. Черный берет он сдвинул на затылок. На лбу обозначилась загорелая полоса. Его волосы были сальными.
— Разве можно называть эту революцию коммунистической?
Че посмотрел Масетти прямо в глаза. Тому пришлось выдержать его взгляд.
— Эта революция, бесспорно, носит национальный характер. Точнее говоря, это латиноамериканская революция. И совершенно очевидно, что она направлена против господства янки. На меня все время навешивают ярлык коммуниста. Не было журналиста, побывавшего в Сьерре, который не занимался бы выяснением моих взглядов и моим сотрудничеством с гватемальскими коммунистами. Они все считали, что я член коммунистической партии, лишь на том основании, что я решительно выступал в поддержку полковника Хакобо Арбенса.
— Но ты же входил в состав правительства!
— Ничего подобного. Но когда США организовали интервенцию, я попытался вместе с группой молодежи дать отпор этой авантюре «Юнайтед фрут». В Гватемале надо было сделать все для защиты революции. Но этого не произошло. Я принимал участие в организации сопротивления. Когда же ставленники американского империализма начали хватать и казнить всех, кто представлял хоть какую-то опасность для интересов «Юнайтед фрут», я эмигрировал в Мексику. В стране ацтеков я вновь встретился с участниками «Движения 26 июля». Познакомился я с ними еще в Гватемале. Я очень сдружился с Фиделем Кастро и его братом Раулем. К моменту нашего знакомства план высадки на Кубу был уже готов. Я говорил с Фиделем всю ночь напролет. Наутро я уже стал врачом его будущей экспедиции. После всего того, что я узнал в моих скитаниях по странам Латинской Америки, и после пережитого в Гватемале кошмара меня не нужно было долго уговаривать встать в ряды борцов против любой тирании. Но Фидель поразил меня своей незаурядностью. Он мог разрешить самые немыслимые проблемы. Он непоколебимо верил в то, что высадится на Кубе. Там он начнет борьбу и победоносно завершит ее. В этом у него не было ни малейшего сомнения. Он прямо-таки заразил меня своим оптимизмом. Нужно что-то делать. Перестать хныкать и заняться чем-либо конкретным. Фидель хотел начать борьбу, чтобы вновь вдохнуть в свой народ надежду. Он сказал: «В 1956 году мы обретем свободу или станем мучениками!» Он хотел еще до конца года высадиться на Кубе во главе революционной армии.