И всё же что-то сразу насторожило пытливый ум бывалого оперативника, гордившегося своей интуицией. Интуиция прозвенела тревожным звоночком: «А не психотроника ли всё это?»
Гаргалин привычно полез в энциклопедический словарь. Убедился, что о фасцинации и фасцинетике там пусто.
Внёс запись в свой оперативный дневничок: «О фасцинации узнать побольше». Это означало, что он будет теперь интересоваться у всех, что они знают про фасцинацию. Первым делом спросит, как только придёт домой, у жены, кандидата искусствоведения, директора местного музея изобразительных искусств, красавицы и его гордости.
Масла в огонь подлила недавняя статья бывшего генерала КГБ Миклашевского, рассказывавшего в Интернете, что в недрах КГБ работали секретные лаборатории, задачей которых было изобретение психотронного оружия, и убежденного, что оно было создано, но потом с развалом СССР и КГБ утрачено. В подтексте у Арбелина психотроника маячила, во всяком случае для Гаргалина она высветилась, возможно как раз под влиянием прочитанной недавно статьи бывшего коллеги-кэгэбэшника.
«Ладно, – решил Гаргалин, – посмотрим, нет ли на этого фрукта какой-нибудь информации в наших досье, не попадал ли он в поле зрения КГБ и милиции».
Он вызвал своих самых надёжных помощников, двух капитанов, Никшанова и Ляушина, решив дать им на месяц, пока его не будет, задание собрать об Арбелине всю возможную информацию от рождения до сегодняшнего дня. Это был азбучный профессиональный принцип – знать о фигуранте всю подноготную с правдой и неправдой. Рассказал им о новом задании генерала, присовокупив, что Москва взяла его под особый контроль, обрисовал проект Арбелина и его замысел насчёт научно-практического центра при ФСБ.
– Ты, Виталий Кутайсович, первым делом скачай его электронную почту, нет ли там контактов с заграницей. Загляни на сайт, должен быть у него, сейчас все учёные мужи сайты шлёпают. Ну и всё остальное, по программе, ты не хуже меня знаешь.
Ляушину задание было иного рода, в соответствии с его специализацией «подглядывать-высматривать».
– Последи, Петрович, куда он ходит, с кем встречается, кто его навещает. – напутствовал он Ляушина. – К моему возвращению чтоб был он передо мной как анатомированный инопланетянин. Ты это умеешь.
Отдав привычные для его помощников распоряжения, Гаргалин несколько успокоился. «Ничего, разберёмся и с этим креатином», – сказал он себе, закрывая папку с проектом Арбелина в сейф, и двинулся из кабинета домой собираться в запланированный вояж по Европе. Однако у самой двери остановился, почесал затылок и решил всё же сделать пару звонков, поинтересоваться об Арбелине у знакомого учёного люда.
Первый звонок запустил профессору Миринкову, социологу, с которым давно сотрудничал и получал от него нужные социологические компиляции и отчёты.
– Скажи, уважаемый Василий Анатольевич, не знаешь ли ты учёного по фамилии Арбелин. Интерес у меня по его адресу возник.
– Какой он к чёрту учёный! – раздался в трубке фальцет Миринкова. – Тупой фантазёр он, а не учёный. Только и делает, что всякую чушь выдумывает.
«Ого, – подумал несколько опешивший Гаргалин, – Прожектёр?». Это сразу как-то успокоило, синхронно укладываясь в его предположения.
– А где он служит, в каком вузе?
– Да ни в каком. Вольная птица. Лентяй. – посыпались колкие характеристики Миринкова.
Пока было достаточно, Гаргалин поблагодарил профессора.
Решил сделать ещё один разведывательный звонок и выбрал хорошо им с женой знакомого, доктора философии Цукермана.
– Самуил Владимирович, удели пару минут. Что ты можешь сказать об Арбелине Юлиане Юрьевиче?
– А что он натворил? – замялся изворотливый Цукерман.
– Да ничего, ничего. Просто возник о нём разговор в одном тесном кругу, а я его не знаю. Даже неловко было. Он чем-то знаменит?
– Знаменит, это точно. В диссидентах пребывал в те годы, когда их как мышей ловило ваше ведомство.
– В диссидентах?! Был посажен?
Цукерман иронично захихикал:
– Увы, плохо работало ваше ведомство, Станислав Анатольевич.
– А откуда же Вы узнали?
– Так об этом весь философский факультет судачил. А мне профессор Коган рассказал о нём, они были дружны. Только вот не донёс почему-то никто. И это меня удивляет, потому как время было мажорно доносчивое. Загадка. – он рассмеялся, довольный возникшим образом эпохи.
– Спасибо, Самуил Владимирович, буду иметь в виду. Благодарю за подсказку.
Гаргалин был озадачен. Возникал новый неожиданный сюжет – диссидентство.
«Ладно, – отмахнулся он, – не убежит, через месяц разберёмся».
Так с обращения Арбелина в ФСБ и двух нелицеприятных суждений о нём коллег завязалась хитроумная драматургия отношений ФСБ и Арбелина.
На другой день, выбросив из головы Арбелина и фасцинацию, выяснив у жены, что она о фасцинации не слыхивала, Гаргалин с супругой летел в Рим.
Захотелось ему в этом году исполнить давнюю мечту – побывать в Париже, Риме, Вене, Лондоне, пройтись по древним площадям, не спеша поглазеть в музеях на шедевры. Собственно инициатором такого вояжа была жена, а он не был против, интеллектуальные замашки были ему свойственны, недаром сослуживцы прозвали его Умником, он знал это. Особенно хотелось Гаргалину ступить на древние камни Колизея.
Время для экскурсий выбрали весеннее, майское, когда в Европе уже всё цветёт, но нет ещё летнего зноя.
В потоке человеческих судеб бывают особые дни, как будто им придана какой-то неведомой высшей силой задача переплести, как в замысловатой игре, линии жизни незнакомых друг другу лиц и оставить в их душах яркие, незабываемые и несмываемые следы, впечатать их друг в друга накрепко и неразрывно. Такие дни запоминаются и даже наделяются каким-нибудь мистическим смыслом, как бывает с внезапно нагрянувшей любовью, про которую даже задушевную песню сочинили со словами «любовь нечаянно нагрянет, когда её совсем не ждёшь».
Этот майский, уже по-летнему тёплый день нечаянно-негаданно сплёл в узел сразу пять человек, свёл всех их в одну точку – в пространство двора, дома и квартиры Арбелина, всех показал друг другу, у всех вызвал волнующие впечатления и возбудил во всех мысли, думы, эмоции, мечты, сожаления и желания. Ни один не остался равнодушным, все восторгались, злились, завидовали, размышляли, и долго не могли успокоиться и отойти от захвативших впечатлений. Все взволновались в этот день, хоть и по-разному.
Подручные, нацеленные Умником на собирание подробностей о жизни и личности Арбелина, взялись исполнять задание вразвалочку. Собственно, всё пошло по наезженной десятки раз колее: кто он такой, откуда взялся, какие у него примечательные даты и каковы грешки, связи и друзья, нет ли какого-нибудь компромата. И первым делом – нет ли досье в недрах ФСБ и милиции. Этим с утра и занялся спец по сбору информации о подопечных креатинах капитан Виталий Кутайсович Никшанов.
Сутулый и тихий астматик с бегающими белесыми глазками Никшанов производил впечатление придавленного червячка, но это была только видимость, приобретенная им маска, помогающая быть неприметным, никаким, вызывать тем самым снисхождение, а то и высокомерную жалость. Под этим камуфляжем скрыт был дотошный проныра и подлый иезуит, выуживающий о людях всё, что есть и что ещё только намечается. Его сокровенной страстью было вскрывать и скачивать сайты и почтовые ящики творческих работников, учёных, писателей, изобретателей. И политиков. Копаясь в них, он с наслаждением смаковал сальные подробности.
Сослуживцы его побаивались как ядовитую змею, настолько искусно плёл он хитрые интриги и распускал уничтожающие для выбранных им жертв слухи. И никогда не был пойман, а не пойман – не вор. Потому все ему заученно-дружелюбно улыбались и… сторонились. Приятелей у него не было.
Был капитан Никшанов ко всему прочему отличным программистом, и, как все уважающие себя программисты, имел замашки хакера. В век Интернета, когда даже доярка может заиметь свой сайт и включиться во всякие чаты, форумы и сети, информация, можно сказать, лезла из всех щелей – знай скачивай. С интеллектуалами дело было посложнее. Но для Никшанова преград не существовало, он взламывал пароли, проникал в самые секретные архивы, а если надо было Гаргалину, то приносил ему переписку и целые сайты креатинов со всеми потрохами. Об электронной почте и говорить не приходилось, это было наипервейшее, что Никшанов преподносил Гаргалину в распечатках. Особое удовольствие приносило дотошному астматику разоблачение преступных коллег-программистов, превративших себя в хакеров. Он мастерски раскрывал их, вытаскивая как жуков из кучи навоза. Для него это было высшей формой самоутверждения, возносившего его на вершину самолюбования. И коль уж он раскалывал хакеров, то все остальное было как семечки пощелкать. Улетая в отпуск, Гаргалин был уверен – через месяц Арбелин будет подан ему как солёный огурчик на блюдечке к стопке водочки.