Была на сайте и фотография Арбелина. Никшанов скачал и распечатал её, а Ляушину тотчас перегнал на мобильник.
Минула пара часов и Никшанову привезли папку из милиции с уголовным делом о привлечении Арбелина к ответственности за тунеядство. Точнее – о несостоявшемся привлечении. Из бумаг следовало, что проверку на предмет тунеядства произвели тщательно, опер, взявшийся расколоть Арбелина, оказался дотошным, но состава преступления не нашли, так как у Арбелина семья, дети, только что родился сын, матери под восемьдесят и он загородился тем, что выполнял функции домохозяйки. Получалось, как понял Никшанов, что Арбелин умело схитрил и прикрылся семьёй. Дотошный ум бывалого сыщика мгновенно ухватил в досье из милиции новую неожиданную информацию: молодая жена, родившийся ребёночек, кроме того ещё двое детей девяти и пятнадцати лет. Стало быть, уже дважды, а то и трижды женат. Никшанов, муж единственной жены и строгий семьянин, заёрзал – блудоманов он терпеть не мог. Интуиция не подвела, проверка по паспортным службам и ЗАГСам, тотчас им запущенная, выдала ему информацию на четырёх жён Арбелина. Это было уже слишком круто. Никшанов не на шутку осерчал. Ну и фрукт, этот старикан! Учёный со степенью, тунеядец, четыре жены, куча детей, создание какой-то странной науки, скорее всего с приставкой «лже», лихой проект в ФСБ. Интрига закручивалась, Никшанова охватило страстное любопытство, и уже не только служебно-сыскное, но обычное обывательское. Что за тип к ним свалился?
И надо же такой подмоге случиться! Он наткнулся на форум, на котором Арбелину промывали косточки. Ах, какое это великое изобретение Интернет с его сетями и форумами! Свечку надо ставить изобретателям! Вот она, подноготная, которую так любил и смаковал Никшанов в креатинах, подбрасываемых ему для просвечивания вдоль и поперёк Умником. Псевдоучёный, пиарщик, прелюбодей и т. д. и т. д. Никшанов успевал только глотать сладкие подробности. Особенно весело позабавило запущенное каким-то анонимом остроумное уничижительное сравнение Арбелина с профессором Выбегалло из «Понедельника начинается в субботу» братьев Стругацких. Стругацких Никшанов любил.
Вдруг наткнулся на пост Кисельчука, известного в Бурге политтехнолога и их тайного агента, подбрасывавшего Умнику информацию о городских политгруппировках. Странно, зачем это он засветился под своим именем, а не использовал «ник». Запись Кисельчука была короткой, как боксёрский удар, и едкой, как укус осы: «Не устраивай балаган, старый дурак. В твоём возрасте о душе пора думать, а не о пиаре». Крепко врезал!
А вот и на каком-то московском форуме проехались по креатину. Некто под ником Alex исторгнул на креатина сарказм: «Конечно, сейчас ему уже ничем не поможешь, он застрял в своей системе представлений, но ведь когда-то давно ему можно было объяснить про вероятность, информацию, энтропию и логарифмы». Уничижительно. А вот ещё сарказм какого-то поэта Ефима Румянцева о сайте креатина: «нормальным дизайном, впрочем, как и настоящей наукой там и не пахнет». А вот совсем уж сатирическое: «Корневым словом в названии новой «науки» является частица ФАС. А «ФАС» – это не Федеральная Авиационная Служба, как вы могли подумать невзначай, а вполне конкретная команда, отдаваемая проводником сторожевой собаке».
Посмеялся от души Никшанов. И вдруг оглушило его ещё более ошеломительным известием: не четыре, а пять жён у динозавра Арбелина-Выбегалло, причём каждая следующая моложе предыдущей, а последняя и того страшнее – аж на сорок лет его моложе!
Астматик Никшанов задохнулся и полез за эфедрином. Чёрт подери, этот старик совсем сумасшедший, мало того, что провокаторские проекты подбрасывает, он ещё и сексуальный маньяк! Это был перебор для строгих супружеских принципов Никшанова, ни разу не изменившему своей жене за все десять лет жизни с ней.
И ему до нервного зуда захотелось увидеть этого старикашку-маньяка. Просто увидеть, каков он этот человек, живущий по адресу такому-то, как он выглядит, какие у него глаза. Что это за экземпляр такой рода человеческого. И он наметил съездить и посмотреть на Арбелина.
Глянул на часы. Три часа всего, успеет. Быстро закрыл бумаги в сейф, выключил компьютер и чуть не бегом двинулся к своему «Форду». Он даже не подумал ещё, как же сможет увидеть Арбелина. А пока ехал, придумал самое простое проверенное средство – позвонить в его квартиру, притворившись кем-то ищущим какого-нибудь Иванова-Сидорова. Если Арбелин дома и откроет дверь, то и явит Никшанову своё обличье в самом обычном домашнем виде, в абсолютной естественности и непритворстве. А ему, опытному физиогномисту, достаточно двух секунд, чтобы понять, кто он и чем дышит. Только бы оказался дома.
Руки астматика вспотели от волнения. Никшанов остановился и вдохнул ещё одну порцию эфедрина.
Приехал к дому Арбелина он в четыре часа. И ему повезло – Арбелин оказался дома и открыл дверь.
– Прошу прощения, – как можно проникновеннее произнес Никшанов, – мне нужен Шустиков Сережа, квартира 77.
– Шустикова Сережи по этому адресу нет, ошибка, – вяло отреагировал Арбелин, пронзив Никшанова гипнотическим взглядом глаз необычайного, чуть ли не антрацитового цвета, – номер дома какой?
Растерявшийся от острого взгляда Никшанов всё же сумел прикинуться и добавил к номеру дома Арбелина букву «б»:
– Репина, 12–б?
– Это рядом, здесь 12–а. Извините.
Арбелин закрыл дверь.
Мельком, буквально в долю секунды, когда Арбелин, закрывая дверь, чуточку повернулся, хватило Никшанову, чтобы зафиксировать горб. «Старик-то ещё и горбат!» – пронеслось в мозгу. Это было уж совсем чересчур. Пять жён горбатого превратились в яркую образную метафору, в кинокадры в богатом воображении Никшанова, привыкшего представлять пороки клиентов в картинках. Пять красавиц одна другой моложе, горб и Шехерезада.
Оставалось перевести дух и переварить увиденный образ.
У Никшанова горба не было и была у него одна-единственная жена Зинаида, курица, как звал он её по-свойски, и ей это почему-то нравилось. А про себя в минуты злости, узнавая об очередных наставляемых ему родимой курицей рогах с очередным спортсменом, – курица работала медсестрой в спортивном меддиспансере и была сексуально ненасытна, – называл её сукой. Но терпел, знал, что другой такой жены ему не сыскать, да и сынишку, Гарика, любил больше жизни. Зина, похотливо и грубо насыщая плоть со спортсменами, была с ним нежна и заботлива, как мать, а ему с астмой и кучей комплексов только такая жена и была нужна. Да, курица и сука, но родная, мать Гарика, и заботливая подруга. Её сексуальную похотливость он прощал, такой уж она уродилась, гены, ничего не поделаешь, тем более сознавал и признавал Никшанов свою в этом отношении ущербность. И было в курице ещё одно магическое свойство – её нежная бархатистая кожа источала целительный запах, от которого астма отступала и, уткнувшись в её грудь, вдыхая этот целительный аромат, Никшанов засыпал крепким беспробудным сном ребёнка. Ему постоянно нужно было лекарство от изнуряющей болезни и лучшим лекарством было тело курицы. Но как он завидовал и как неистово ненавидел мужиков-жеребцов, этих биологических тупых самцов, трясущих гениталиями! До скрежета зубовного. И вот Арбелин, горбатый старикан с пятью жёнами и кучей детишек. И вовсе не тупой, скорее наоборот, хоть и сумасшедший. Нишанову захотелось его уничтожить, размазать по стенке, стереть в порошок и пустить по ветру. Он люто его возненавидел.
Гедалий Ляушин со своей специализацией выслеживать, подглядывать, подслушивать тоже наметил в плане своём на этот день увидеть фигуранта вживе, желательно в движении, посмотреть, где живёт, заснять на всегда бывшую при нём миниатюрную видеокамеру или сфотографировать, если удастся приклеиться, и соединить всё это с информацией, которую выдаст червяк, как звал он про себя Никшанова, которого всегда опасался, зная его изощрённость в доносах и распускании порочных слухов. Не раз бывал его жертвой.