Выбрать главу

– Станислав Анатольевич, как Вы полагаете, что общего между террористом-смертником и хроническим педофилом?

По глазам увидел Арбелин, что парадоксальность вопроса полковника крайне удивила – причём тут педофил? Но вопрос был услышан и Гаргалин лихорадочно искал ответ.

– Ну Вы и вопросики задаёте, Юлиан Юрьевич! Террорист и педофил…эээ… оба преступники. – облегчённо выдохнул он ответ.

– Это с юридической точки зрения. А с психологической?

Гаргалин потёр переносицу. Раз вступил в игру, надо продолжать, а ответ не выплёскивается.

– Может то, что оба целеустремлённые.

– Ай, как хорошо Вы сказали! Конечно! Но отчего же они такие?

Гаргалин удовлетворённый, что ответ почти угадал, снисходительно отдал Арбелину вожжи:

– Подскажите, я ведь не психолог.

– Всё дело в том, Станислав Анатольевич, что у того и другого в мозге образовалась нерасторжимая и неумолимая спайка между мотивом и подкрепляющим его наслаждением, доходящим до экстаза. Террорист верит, что попадёт в рай прямо к ногам аллаха, он сладостно об этом мечтает, а педофил, однажды испробовав волнующее наслаждение от обладания непорочным детским телом и испытав при этом наисладчайшее сексуальное наслаждение, точно так же получает в своей нейропсихике впечатывание желанного поведения и уже не может отказаться от повторения. И террорист, и педофил фатально зациклены на услаждающей фасцинации. И потому неизлечимы. Педофила может выдернуть из педофилии только смерть или кастрация.

Гаргалин слушал внимательно и почти понял суть, потому что отреагировал довольно убедительно:

– Выходит и террориста можно выдернуть из райских фантазий кастрацией? А что у него кастрировать?

– Очень хорошо сформулировали. – Арбелин рассмеялся. – К сожалению, у террориста надо удалять часть мозга, точнее – часть крошечной амигдалы и ещё кое-что. Сложнейшая операция, человек превращается в равнодушное пресмыкающееся.

– И ради бога!

– Так проще и дешевле электрический стул или пожизненное заключение! Операция дороже.

– У меня вопрос в связи с этим. Выходит, все зависимости являются такими же впечатываниями в мозге?

– Правильно поняли, Станислав Анатольевич. Я знал одного филателиста, в КГБ, кстати говоря, служил, следовательно, был членом КПСС. Знаете какая у него была зависимость? Никогда не угадаете, она уникальна. Он заимел раритетную почтовую марку третьего рейха с изображением Гитлера. И носил её в самом укромном и безопасном месте – в партбилете. Вот она сила фасцинации!

Гаргалин ошарашено смотрел на Арбелина, розовея.

– В партбилете?!

– Именно.

– Верится с трудом. Откуда узнали?

– Его соседка рассказала. Прелестнейшая девушка… я с ней очень тесно дружил в те времена… Филателисты славятся хвастовством, вот он не удержался и показал ей марку. А достал её из партбилета. Неосторожный был товарищ.

– Растяпа. – проворчал Гаргалин. – Могла же донести.

– Нет, не донесла бы. Очень хорошая девушка, он это знал. Видите, что вытворяет с человеком фасцинация, дай ей только волю. Порой до дикости доводит. Женатый и имеющий детей мужик ловит и насилует девочек и мальчиков. И вытворяет с ними жуткие непотребства. Маньяки, Чикатилы. Верится с трудом, а юридический и медицинский факт. Стержень их вывиха – закрепившаяся в мозгу сексуальная фасцинация в извращённом виде. Так что в борьбе с экстремизмом надо бить по фасцинации, ставить ей барьеры. – ловко переключил Арбелин ход беседы на главную тему.

– Всё, что Вы рассказали, Юлиан Юрьевич, очень интересно. – как можно мягче заговорил Гаргалин, переходя к исполнению своего главного замысла, который застрял в его сером веществе как фасцинация. – Но кто кроме Вас обо всём этом знает?

«Вот оно! – воскликнул про себя Арбелин – Экспертиза им нужна».

– Вы имеете в виду, кто мог бы дать экспертное заключение на мои предложения? – спросил он холодным тоном.

Он понимал: перед ним обычный среднего ума и способностей чиновник, а у чиновника одна психология – как бы закончить дело ничем.

– Пожалуй и так. Есть, кто мог бы дать заключение? – Гаргалин отвел взгляд в сторону и про себя поморщился.

– Вам заключение какое нужно?

Гаргалин несколько растерялся:

– Обыкновенное, как полагается, то есть точное и объективное.

– Вообще говоря, объективных заключений не бывает. Все они субъективные и зависят от интеллектуального уровня и психологии экспертов. Гениальный физик Резерфорд о гениальном открытии Эйнштейна сделал глупейшее экспертное заключение, что это чушь собачья.

Арбелин обворожительно улыбнулся, посмотрев прямо в уставшие от интеллектуального перенапряжения глаза Гаргалина.

Реплика Арбелина Гаргалина обескуражила. Такого понимания экспертизы он никогда не предполагал.

Арбелин продолжил:

– Заключение Вам необходимо о сути дела или формальное? Как полагается при отписках.

Он не сдержался, чтобы не уколоть чиновника, но и не корил себя, так как знал уже, что ему можно ждать только отписку – Гаргалин так ничего и не понял до конца, остался на верхушках.

Гаргалина же ироничные реплики Арбелина обидели:

– Почему же непременно отписка?

Арбелина занесло:

– Ну хотя бы потому, что Вы чиновник, а чиновнику положено отписывать гражданам на письма и предложения. По закону. В течение месяца. А если дело сложное, то хоть и в полгода. Так ведь?

– Да, всё зависит от серьезности вопроса. Потому я и встретился с Вами. А Вы про отписку... обижаете. Разобраться надо. Значит, нужны серьезные эксперты, профессионалы.

– Да нет экспертов, нет их! Вот в чем загвоздка. – Арбелин мягко улыбнулся. – Если бы были…

– Но так не бывает. – удивленно взметнул глаза Гаргалин. – Всегда есть специалисты.

– А здесь тот случай, когда их нет. Был один. Юрий Кнорозов. Он и открыл фасцинацию. Но он, к сожалению, уже в другом измерении. С 1999 года.

– И что, кроме него никого нет? – не сдавался Гаргалин.

– Ну, те, кто может понять, о чём речь, конечно есть. Когда Эйнштейн опубликовал свою статейку об относительности пространства, на земном шаре было все же пять человек, которые его поняли. Правда, даже великий физик Макс Планк не до конца въехал. Специалисты по социальной психологии, нейрофизиологии, практической психологии в стране есть, и неплохие, но дать заключение они не смогут, ведь фасцинетика для них совершенно новое знание. Поспорить могут, возразить, подискутировать, поёрничать. Но не более того. Экспертиза предполагает обоснованное, со знанием глубин, заключение. А им ещё надо освоить новизну, которая им неизвестна. Так что нет пока экспертов. Представьте, что требуется дать заключение экспертов на теорию эволюции Дарвина в момент её опубликования. Кто смог бы? Некому, только сам Дарвин. Так и с фасцинетикой. Только один единственный пока эксперт есть – это я.

Попахивало манией. Гаргалину такой поворот не нравился. Без экспертизы никак нельзя было обойтись, а экспертов, видите ли, нету. Кроме этого горбуна.

– А вот, предположим кандидаты и доктора наук, Кисельчук, Цукерман, Миринков, Гарфункель, Матвеев, Скоробургатский, Франц? Разве не смогут они оценить?

– Оценить может даже продавец арбузов. – довольно резко отпарировал Арбелин, услышав перечисление лиц, незатейливый уровень которых прекрасно знал.

– Они ведь не продавцы арбузов, а кандидаты и доктора наук. – чуть ли не интонациями пиетета проинёс Гаргалин, уважающий экспертов.

Арбелин понял, что разговор заходит в тупик. Конфликт же ему не был нужен даже при отписке. В конце концов, он знал, на что шёл, когда посылал свое предложение в Москву, на девяносто процентов предполагая отшвыривание. Жизнь на этом не кончается. Есть земной шар. Первая попытка закончится неудачей, но он обязан был её предпринять, иначе жил бы с неспокойной совестью. Но конфликта не надо. Чиновник на то и чиновник, чтобы при обиде мстить и пакостить.

– Да, профессионалы, доктора и всё прочее. Попробуйте, может и скажут что-нибудь путное. Я не ведаю, что им придёт в голову. – примирительно забубнил он. – Пригласите.

– Но Вы-то их не считаете на уровне экспертов? Я правильно понял?