– И значит такая шоколадка, как я, турецкому министру не понравилась бы?
– Инга, он же турок! – хмыкнул Арбелин. – У него в голове другая сексуальная фантазия. Ясное дело от тебя было бы грех отказаться, но если бы, скажем, английская разведка заслала сексшпионку с роскошным бюстом и бедрами не 92 сантиметра, как у тебя, а под сто, то ты для него перестала бы существовать. Поняла принцип приладки под критерий фасцинации? Первое правило любого обольщения – знать, что нравится обольщаемому.
– Это же манипуляция!
– Конечно. Так ведь все мы, грешные, манипуляторы. Ежедневно и во веки веков. А лучшие манипуляторы те, кто выведывает, что нравится. Ты же вон как с порога подала мне себя в мини-юбочке. У меня в голове марш Дунаевского заиграл.
– А Вы, Юлиан Юрьевич, меня околдовали. У Вас глаза какие-то магнетические, трудно от них оторваться.
– Я и есть гипнотизёр. – ухмыльнулся Арбелин. – Владею фасцинативным гипнозом. Так что запомни: министра иностранных дел Турции надо сводить с ума только пышной секскрасоткой, тогда он забудет об осторожности и в пылу любовных страстей выболтает все секреты, похваляясь своей гениальностью и значительностью. А у меня, будь я министром, выведала бы всю подноготную такая сексшпионка, как ты.
И вот тут-то Инга прокололась. Угораздило её задать Арбелину вопрос, точь- в-точь повторяющий тот, что задал Гаргалин Арбелину при их встрече месяц назад. Откуда же она знала!
Играя свою двойную роль, она картинно приподнялась над Арбелиным, устремила на него озорной взгляд и произнесла фразы, которые ей не надо было произносить:
– Если бы я была сексшпионкой, знаете что я постаралась бы из Вас вытащить?
Ох, уж это сослагательное наклонение, великое изобретение человеческого мышления, союзник фантазии и провокаций. Прикрываясь сослагательным наклонением можно провозгласить любую крамолу и любую фантазию. Прагматик Владимир Ленин это наклонение не любил, Арбелину же оно нравилось своими необъятными возможностями прогнозирования. Услышав «если бы я была сексшпионкой», он приятно навострился, готовясь услышать что-нибудь юмористическое по типу «если бы я был директором».
– Ну-ка, ну-ка, скажи!
– Я бы начала из Вас вытряхивать, обладаете ли Вы каким-то тайным фасцинирующим психотропным средством, способным сводить с ума народные массы. Предположим, город Бург.
Вздрогнул Арбелин от мгновенно опознанной фразы. Закрыл глаза, притворился, словно прикидывал в уме, смог бы или нет. Он тотчас понял, кто Инга на самом деле, и лихорадочно искал решение, как ему поступить.
Раскрыть и прогнать? Поговорить по душам, пристыдить? Нет, всё это не то, всё слишком банально и ни к чему хорошему не приведёт. Что толку, если она будет им разоблачена? Ну, а морализирование и тем более смешно. Выходит лучшее решение – оставить всё как есть. Он будет знать, кто она, она же пусть остаётся в уверенности, что он ни о чём не догадался.
– Ну и вопросец ты задала! Будто тебя в ФСБ научили. Мне там недавно случилось побывать. И именно такой вопрос задавал мне один полковник.
Инга сжалась. Вспомнила, что именно этому и наставлял её Гаргалин, поняла, что допустила промах, и ждала разоблачения. Но увидела, что Арбелин и бровью не повёл, будто пропустил мимо ушей. И, догадываясь о её смятении, Арбелин тотчас успокоил её насторожённость:
– Если постараться, можно свести. Причём как в безумие, ввергающее город в хаос, так и в безумие весёлое, жизнерадостное, в этакую массовую эйфорию счастья и удовольствия. Какое безумие тебе больше нравится?
У Инги отлегло, и хотя ей хотелось бы узнать подробности о хаосе, она вовремя перевела стрелку на безопасные рельсы.
– Мне нравится веселье и радость.
– Это другое дело! – засмеялся Арбелин. – Этим я и занят сейчас. Хочу создать такую технологию, чтобы город радостно плясал и веселился целую неделю. Как мы с тобой сейчас.
Он привлек Ингу и опрокинул её в очередную волну наслаждения.
Обоих охватил азарт притворства.
Больше Инга опасных вопросов не задавала.
К утру изможденная и распятая, она уже была влюблена в Арбелина. Он был для неё, холодной, расчётливой и циничной спецшлюхи, нежданным потрясением. Пошлый сексотский визит её закончился ошеломительным открытием некоего настоящего, подлинного отношения мужчины и женщины в том искромсанном, изувеченном ложью и притворством мире, в который она была погружена все годы как шоколадка для чужих утех. Ни она, ни Арбелин не притворялись и не лгали – они приникли друг к другу, как будто иного у них в жизни и не было. Была пылкая трепетная чистота, когда отринуто в сторону всё на свете и есть только миг подлинно живой жизни, какой может дать только искреннее слияние тел и душ мужчины и женщины.
– Милый, милый, милый. – нежно и страстно шептала Инга слова, которых она никому никогда не говорила. Слова эти запрятаны были в ней так глубоко, что не прорывались наружу, – некому было их адресовать. Своих клиентов она озорно в шутку называла котиками и поросёночками, в зависимости от комплекции, и этого было вполне достаточно, чтобы они млели от удовольствия. Впервые она называла мужчину теми сокровенными словами, которые в ней таились и ждали своего часа. И ей не хватало сил – она стремилась так прильнуть к Арбелину, чтобы раствориться в нём.
С ним Инга было до отказа такой, какой создала её природа. А он был ошеломлён тем редким даром, каким в наш век обладает быть может одна женщина из тысячи, тем, что ученые мужи-сексологи называют заумным словом «вумбилдинг». Арбелин тонул в наслаждении и так же, как Инга, вспыхивал желанием снова и снова. Только утро остановило их расслабленных и уставших.
– Ты – сплошной праздник. – говорил Арбелин, обнимая её.
Часов в шесть утра, на кухне за чашкой кофе Инга спросила:
– Можно мне хотя бы изредка к Вам приходить?
Арбелин расчувствовался, отодвинул в уме в сторону её профессию. Перед ФСБ и государством он был чист как ангел, так что выведывать ей у него нечего, а о том, что он её раскрыл, она не знает, значит будет приходить к нему как агент, но будет принадлежать ему со всей искренностью влюблённой. Совершенно непредсказуемо учёный и отшельник Юлиан Арбелин в семьдесят лет заполучил в любовницы сексагента ФСБ! Ситуация сплеталась столь замысловатой и весёлой, что Арбелин привлек её, поцеловал и сказал:
– Приходи, но не часто.
Этого она и хотела – пусть не частых, но встреч с ним, ставшим за одну ночь самым желанным и необходимым ей мужчиной на свете.
Те клиенты, которых ей предписывалось обрабатывать по заданию Гаргалина, не оставляли в её душе никаких следов, кроме безразличия и брезгливости. А два-три молодых мачо, которых она приблизила к себе, были нужны исключительно для сексуального насыщения её ненасытной плоти; особых чувств, даже отдалённо напоминавших любовь, она к ним не испытывала. Но видимо женская её природа ждала любви, и вот нежданно-негаданно, да ещё и при исполнении служебных обязанностей, она столкнулась с мужчиной, который высек в ней искру не только сексуального вожделения, но сокровенного восхищения. Восхищение мужчиной женщине необходимо как воздух, без этого у неё любви быть не может. Инга не задумывалась, любовь ли в ней вспыхнула, но со всей ясностью осознала, что такого у неё никогда не было и это ей ужасно приятно. Она хотела быть рядом с этим старцем. Она точно знала теперь, что есть на свете желанный мужчина, и он не идёт ни в какое сравнение с теми жеребцами, которых она подбирала для сексуальных утех.
Радостная, готовая петь и плясать, выпорхнула она в семь утра из подъезда. Такой и увидела её утомлённая ожиданием Альфа.
О, как не хотелось Инге идти к Гаргалину с отчетом! Ей хотелось уткнуться в подушку, немного помечтать, а потом заснуть и спать, спать, спать. Но дисциплина!
Немного отдохнув, она позвонила Гаргалину: