У папы от растерянности забегали глаза, и на щеках появились красные пятна. Вот тебе и счастье родителей, надежда семьи! Роман Кузьмич Линейкин катился, как сказала учительница, по наклонной плоскости. Отец тут же представил себе эту наклонную плоскость. Она выходила из окна на втором этаже школы, где он разговаривал с учительницей, пересекала улицу и упиралась в дверь отделения милиции, что находилась на улице Ермушкиной чуть наискосок от школы. Ромка садился на наклонную плоскость и, протирая почти новые брюки, ехал туда, прямо в отделение.
— А еще недавно, — сказала Варвара Ванна, — был тихим ребенком…
— Что же мне теперь делать? — жалобно спросил папа, будто это он раз подрался и два раза списал.
Варвара Ванна доверительно нагнулась к Линейкину-старшему:
— У вас есть телевизор?
Кузьма Кузьмич поразился проницательности учительницы:
— Есть! — испугался он. — Есть, есть…
— Так вот… Если хотите, чтобы ваш сын вырос человеком, — выключить! Пусть занимается…
После разговора с учительницей отец решил отказывать себе в футболе, лишь бы Ромка учился. И еще каждый вечер он начал проводить с Ромкой воспитательные беседы.
— В школе был?
— Был.
— Не дрался?
— Нет.
— Из класса не удалялся?
— Нет.
— Газету на уроке не читал?
— Нет.
— Алгебру, подлец, не списывал?
— Да нет же!
Ромка говорил истинную правду, особенно в те дни, когда алгебры не было и он списывал задание по-русскому.
— То-то!.. — успокаивался отец. — Вот погляди на дедушку: он никогда не дрался, не удалялся, не списывался. То есть я хотел сказать, не списывал. И вот, пожалуйста, — медаль за честный труд! А ты…
— Что я?..
— Гордости у тебя нет! О родителях ни шиша не думаешь…
Обидно Кузьме Кузьмичу: сын его не хватает звезд с неба. Неужели и не схватит? А ведь родители ничего для ребенка не жалеют. На день рождения — всегда новые калоши. Носи на здоровье!..
Прозвенел звонок. Рабочий день на калошной фабрике кончился. Линейкин-старший снял черные нарукавники, аккуратно сложил, спрятал в сейф и пошел домой. Сегодня по телевизору футбол, а у Ромки день рождения.
Ромашка Линейкин — человек самолюбивый и глубоко несчастный. Ну, почему все его стыдят? У тебя то, у тебя се. Ни то ни се. И мама, и папа, и Варвара Ванна, и даже Аленка — все его пилят и стругают. Да ведь он бы мог знаете что? Просто ему не везет.
Вот, пожалуйста: калоши Ромка ненавидел с пеленок. Как только начал ходить, ему стали обувать калоши. Рос он — и росли калоши. Старые сменялись новыми.
— Носи, носи! — умиленно говорила мама, поднимая к небу указательный палец. — Калоши — залог здоровья.
Ромка пошел в школу — и калоши пошли. Ромка к приятелям — и калоши туда. Сколько раз Ромка старался забыть их где-нибудь! Но предусмотрительные родители чернильным карандашом выводили на красной подкладке инициалы «Р. Л.», и калоши находились.
Когда Ромке становилось невмоготу и он начинал канючить, мама вставала в позу актрисы и с чувством произносила:
— Ромашка, если ты меня любишь, надень, пожалуйста, калоши!
Мама называла его так, когда хотела быть особенно ласковой. Она понимала, что ласковому слову не может противиться никто, даже собственный сын.
И Ромка надевал. Он мужественно выполнял свой сыновний долг и чувствовал себя глубоко несчастным…
В квартире раздался звонок.
— Открой скорей маме! — крикнул голодный папа.
Ромка отпер дверь и увидел маму. Он взял у нее сумки и отнес на кухню. Не отнесешь — мама будет пилить полчаса.
Мама вошла вслед за ним и поцеловала сына в ухо. Уши у Ромки торчали с детства. Мама привыкла поглаживать их и целовать, хотя это и не помогало.
— Поздравляю тебя! — сказала она.
— С чем? — осторожно спросил Ромка и стал быстро вспоминать, не натворил ли он чего в школе.
— Двенадцать с половиной! — торжественно сказала мама и загадочно улыбнулась.
На какое-то мгновение Ромка обрадовался. Про половинчатый день рождения он совсем забыл. Будет торт и будет подарок. Он сразу оглядел покупки и увидел продолговатую коробку с нарисованным ботинком. Если родители что-нибудь дарили, можно было плакать заранее. Ромка тут же скис. Не стоило труда сообразить, что это даже не ботинки, ибо ботинки ему купили две недели назад, и они до сих пор не порвались. Это, конечно же, калоши.
Папа почувствовал, что сын не очень рад подарку. Ну, конечно; молодые, они все норовят ходить без калош.