С моста кричали «Ура!» лейб-гренадеры.
Сапоги гремели по Александровскому мосту. Над притихшей столицей разносилось:
Император возмущенно глядел на Паскевича.
— Это ведь вы додумались перевести «гвардию Пестеля» сюда, к самой столице.
— Виноват, ваше величество! Думал ведь убрать их подальше от Украины и Кавказа, а потом и вовсе спровадить в Америку.
— Это вы умеете: избавляться от соперников. Ермолов, затем Пестель… Идите теперь с обоими полками к Таврическому дворцу. Эй, велите подать поезд! Мы с цесаревичем едем в столицу. Пока что в Зимний.
Наутро у Таврического дворца стояли с востока вятцы и черниговцы, с запада — преображенцы и конногвардейцы. Лейб-кавказцы весь вечер гуляли в ресторане на свадьбе у Азембека и теперь отсыпались в казарме. Неожиданно прямо к входу во дворец вышла гостиная сотня в полном составе — почти целый полк. Лавочники, выпив с утра по чарке, скандировали: «За Константина, за Конституцию!». Следом тарахтели две водочных бочки. Увидев воинство Паскевича, торгованы заорали:
— Явились, гвардия Николая Палкина, самозванцева рать! Только посмейте Вече тронуть — все в Сибири будете!
Ванька-лоточник накануне весь вечер пьянствовал в кабаке. Ружья, однако, не пропил и наутро встал в строй у дворца. На другой стороне Шпалерной он заметил Степаныча. Пожилой лоточник с рукой на перевязи торговал портретами декабристов обеих партий.
Под громкое «Ура!» во дворец вошел Пестель. Зал заполняли шитые золотом мундиры, дорогие черкески, шелковые рясы с наперсными крестами и панагиями, окладистые бороды и толстые пуза с золотыми часовыми цепочками. В президиуме — очкастый Батеньков, кудрявый Никита Муравьев, толстый Пущин. Сопровождаемый аплодисментами и злобным шипением «Сегун! Бонапарт! Повесить бы его на кронверке!», Пестель взошел на трибуну, окинул взглядом зал.
— Ну что, господа депутаты? Вам еще нужны аргументы в пользу расширения избирательного права? Или вы хотите, чтобы народ взял все и сразу?
После недолгих дебатов приняли проект, сочиненный за ночь Никитой. Избирателей разделили на курии, представительство неравное, выборы двухступенчатые… Черт ногу сломит! Но с имущественным цензом было покончено, рабочие и прислуга права получили. Только после этого в зале появился государь и с величавым видом подписал закон и поправку к Конституции. Зал ревел от восторга.
Тарас добрался домой поздно вечером, пошатываясь. Земляки-гренадеры узнали поэта, еще и угостили горилкой. Проспав до полудня, художник принялся размечать холст. Он еще превзойдет Делакруа! Ну, где тот видел на баррикаде полуголую бабу? А его картина будет называться «Кавказцы на баррикадах». Под алым знаменем — чеченец в красной черкеске. А снизу лезет пекельное воинство в черных черкесках.
Неожиданно заглянул полтавец Паскевич.
— Слухай, земляче, тебя ведь ищут. Ну да я помогу. Напиши только мой портрет.
— Иди-ка ты, землячок, и не нарывайся на недоброе слово! Не видишь — картину пишу. Только тебя на ней не будет! Не видел я тебя там ни по одну сторону, ни по другую!
По Садовой шел человек с кавказским лицом, в картузе и бекеше. Спросив квартиру полковника Лермонтова, решительно постучал в дверь и сказал вышедшему слуге:
— Передай барыне: к ней пришел Казбек Малсагов.
Слуга поспешил к хозяевам и доложил красивой женщине в открытом платье:
— Барыня, Катерина Ахматовна! Пришел к вам Казбич переодетый. Как бы не было беды!
Мишель встревожено достал пистолеты.
— Как хочешь, но при таком разговоре буду присутствовать я. Он сейчас словно загнанный волк.
— Но ведь Казбек не тронул тебя за весь хивинский поход. Вам, мужчинам, лишь бы воевать… Я приму его в кунацкой, а ты садись в засаду в кабинете.
Чеченец отдал слуге бекешу и картуз и остался в черкеске, с кинжалом и пистолетом у пояса. Казбек окинул взглядом кунацкую. На полках — чеканная посуда, ковры увешаны оружием кубачинской работы. Кроме низеньких столиков и диванов — письменный стол и пара кресел.
— Салам алейкум, Кученей!
— Алейкум салам, Казбек!
— У вас тут все, как на Кавказе. Только тебя наши старики не похвалили бы за такое платье.
— Здесь все так ходят, — пожала она роскошными плечами.
В кунацкую вбежал кудрявый темноволосый мальчик с пистолетом в руках.
— Мама, я сам зарядил английский пистолет!
— Искандер, разве отец не учил тебя: нельзя направлять на человека пистолет, даже незаряженный?
— А у этого тоже пистолет, еще и кинжал, — взглянул мальчик исподлобья на пришельца.
— Мальчик, я не такой страшный, как твой отец про меня пишет, — усмехнулся Казбек. — Разве я зарезал твоего дедушку? Или маму? А твоего дядю Азембека я два раза мог убить, но Аллах удержал мою руку.
— Ты вчера воевал, и теперь тебя ищут, — сказал по-кабардински Искандер.
— Он и по-чеченски говорит, — сказала Кученей и обратилась к сыну по-французски:
— Александр, пойди в кабинет к отцу и сиди с ним в засаде.
— Он мог бы быть моим сыном… Счастлива ли ты с Мишелем?
— Мишель беспокойный. Как ты, как все мужчины. В армии говорит, что терпеть не может военной службы, рвется в Петроград — писать, издавать журнал. В столице не пропускает ни одного бала. Потом говорит, что ему душно среди светских бездельников, и рвется на Кавказ, в Хиву, теперь вот в Америку. Главное — ему есть, куда вернуться… А я веду дом, воспитываю детей, принимаю кавказских родичей — тех самых, что грозились меня зарезать как распутницу и отступницу, устраиваю их на службу. Езжу в имение, разбираюсь с мужиками и жуликами-управляющими. Стараюсь ладить с бабушкой Мишеля — она меня, басурманку, едва терпит. А еще удерживаю Мишеля от дуэлей. Один раз бросила платок между ним и Мартыновым, второй — между ним и Булгариным, прямо в редакции «Северной пчелы». Помогло! — улыбнулась она.
— Вы, я вижу, богаты?
— Не очень. Спасибо маклеру Мирзояну, подсказывает, какие акции лучше покупать.
— Я видел его на баррикадах. Настоящий джигит!.. Мишелю, наверно, скучно с тобой, необразованной горянкой?
— Я учила французский вместе с сыном, — улыбнулась она и раскрыла книжку. На портрете была изображена женщина с кавказским лицом, но в европейском платье.
— Это Айшат, княжна из племени шапсугов. Она была похищена и продана во Францию. Там ее звали Аиссе. У нее была дочь от возлюбленного, но они не могли пожениться — он был мальтийским рыцарем. Я перевожу ее письма по-русски, а Мишель правит. А на кабардинский перевожу сама. Ты ведь знаешь, Шора Ногмов создал для нас, адыгов, черкесов и кабардинцев, письмо, похожее на русское.
— Только у нас, чеченцев, нет своего письма. Ученые люди пишут по-арабски. — Он усмехнулся. — Старики скажут: одна распутница переводит другую. И где это видано, чтобы женщина книги писала?
— А разве они читают по-русски? — рассмеялась Кученей. — Расскажи теперь о себе. Я слышала, ты вчера сражался, как лев.
Казбек, потягивая шербет, описывал события вчерашнего бурного дня, а княжна зачарованно слушала его. Помолчав, он сказал:
— Я беден, Кученей. Моя Патимат все же дочь узденя. А я не могу купить ей хороших украшений. Вся хивинская добыча ушла на калым. Потому и хотел поехать в Америку. А теперь куда? Я не хочу в Сибирь. Уйти в абреки? Шамиль их нещадно изводит.
— Этому помочь не трудно. Подай прошение Пестелю.
— Да, я умею читать и писать по-русски.
— Представляю, какой у тебя почерк… Искандер, иди сюда! Напишешь небольшой диктант.