Помимо чисто строевых занятий, на мне лежало немало и хозяйственных дел: приходилось все создавать самому и за всем наблюдать. Одна из первых забот была — придать эскадрону наиболее однообразный вид; для этого, закупив желтое сукно и наняв в городе портных, я засадил их шить для чеченцев однообразные желтые погоны и башлыки. Кроме того, несколько сапожников целыми днями пригоняли однообразно седельные вьюки и снаряжение. В первые дни по вечерам, после уборки, взводы по очереди придавали туалет лошади, подщипывали хвосты, гривки, подстригали щетки на ногах и проч.
Постепенно эскадроны начинали принимать однообразный воинский вид. Чеченцы молодецки отдавали честь, дежурные и дневальные были на местах, и при входе в эскадрон или на конюшни неслась команда «смирно» — и дежурные подходили с рапортом. Увольнение в город производилось исключительно с разрешения вахмистра.
Вечером после занятий я обыкновенно шел обедать в Собрание или в городской сад, где встречались все офицеры разбросанного по всему городу полка и слушали каких-то местных скрипачей. Тут мы обменивались впечатлениями по общей работе по созданию нашего полка. По дороге домой я часто заходил к командиру полка, как к своему старшему товарищу лейб-драгуну, и, сидя у него за самоваром, в уютной обстановке, мы обсуждали текущие полковые дела и с надеждой глядели на будущее. Все, казалось, складывалось в нашу пользу: телеграф ежедневно приносил радостные известия, наша Армия победоносно продвигалась вперед, громя красных на всех фронтах...
Ночью на 16 августа меня разбудил вестовой из штаба полка, с приказанием на следующий день в 11 часов утра представить эскадрон в конном строю для смотра начальника дивизии, в присутствии Американской военной миссии. В неофициальной записке полковой адъютант штабс-ротмистр Обрехт (1-го уланского Петроградского полка) пояснял требования, которые ставились для смотра. Дело сводилось к эффектному, на широких аллюрах, эскадронному учению и двум конным атакам в сомкнутом и разомкнутом (лавою) строю — все это для производства известного впечатления на американцев. Первый смотр, да еще в присутствии строгого и придирчивого начальника дивизии, заставил меня забыть о сне. Я вызвал вахмистра и, посоветовавшись с ним о всех деталях, приказал поднять эскадрон часом раньше, дабы успеть произвести репетицию согласно составленной мной программе.
Рано утром эскадрон был построен, с младшими офицерами на местах. Я вывел эскадрон в поле — все шло гладко; я выкинул из программы некоторые сложные построения, боясь, как бы не напутать. Bсe ломки фронта я решил производить спиной к начальству (старый армейский прием), дабы скрашивать все могущие быть недочеты; я произвел несколько примерных атак, и мне казалось, что эскадрон меня не подведет. Придя назад в казармы, я велел произвести уборку лошадям, примочить гривки, разобрать хвосты. Всех всадников и амуницию самым тщательным образом осматривали вахмистр и младшие офицеры, кому подтягивая пояса, кому плечевые ремни...
Ровно в 10 часов утра эскадрон был построен; все блестело и имело веселый вид; начищенные крупы лошадей лоснились на солнце, новый зеленый эскадронный значок развевался на правом фланге. Ярким пятном били в глаза желтые башлыки за спинами всадников. Я гордился эскадроном, в который вложил столько души и работы. Пересекая город по пути на военное поле к вокзалу, эскадрон вызывал общее восхищение у высыпавшей на улицу в воскресный день толпы.
Около городского сада эскадрон нагнал полковник Кучевский на своем вороном кабардинце; поздоровавшись с людьми, он пропустил мимо себя всю колонну. Командир полка остался доволен молодецким внешним видом чеченцев. Обогнув вокзал, мы выровнялись и встали в поле, поджидая начальство.
Прошло минут десять; прибыл адъютант штаба дивизии с приказанием генерала Ревишина, чтобы во время атаки чеченцы производили возможно больше шума и неслись бы с гиканьем, дабы удивить американцев... Командир полка раздраженно спросил: «Что вообще хотят — смотр или маскарад? — и добавил: — Все будет делаться согласно уставу». Адъютант штаба сконфуженно отъехал в сторону. Издали показались два несущихся автомобиля. Я скомандовал: «Шашки вон!» Автомобиль остановился у склона небольшой горки, где поджидали уже ординарцы с флажком начальника дивизии и откуда предполагалось смотреть эскадрон. Полковник Кучевский галопом подъехал к начальнику дивизии. Генерал Ревишин, с американским генералом и пятью-шестью офицерами свиты, в сопровождении командира полка, направились к эскадрону. Подав команду: «Господа офицеры» и взяв шашку «под высь», я на широком галопе выехал вперед и, осадив лошадь круто перед начальником дивизии, отрапортовал, после чего, сделав заезд, встал в затылок своему командиру полка. Чеченцы дружно и бодро ответили на приветствие генерала Ревишина. Американцы улыбались, всматриваясь в дикие лица всадников.