Послав подробное донесение командиру полка, я снова объехал все охранение: все было на месте, и служба неслась исправно. В течение ночи по моему приказанию еще дважды все посты объезжал корнет Алехин. Часов в пять утра, когда на дворе стало немного сереть, мы с корнетом Алехиным, напившись горячего молока, сидели и мирно дремали над столом в теплой хате. Вдруг очередь пулемета и сразу же поднявшаяся беспорядочная ружейная стрельба с стороны главной заставы заставили нас вскочить и выбежать на площадь. Со всех сторон, продирая глаза от сна, бежали чеченцы. Оглушительный разрыв снаряда на самой площади обдал нас грязью; лошади стали рваться с коновязи. Второй снаряд дал перелет в поле. «Первый взвод по коням! — приказывал я. — Корнет Алехин, полным ходом на главную заставу!» Вскакивая на ходу на лошадей, 1-й взвод срывается с места и скрывается в улице. Стрельба не утихает. По присутствию артиллерии (одной или двух пушек) и нескольких пулеметов становится ясно, что наступает сравнительно крупная часть. Надо быстро принимать решение. Разослав ординарцев, я стал собирать часть охранения, оставляя на местах только дозорных, желая иметь большую часть эскадрона в руках. Не успел я еще отдать все приказания, как мимо меня, пересекая площадь, с бледным лицом, что-то невнятно крича, полным карьером, с окровавленной рукой, держа ее как-то на весу, проскакал корнет Лечи с пятью-семью чеченцами. Никакие мои окрики остановить их не могли. Проскакав между домов, они скрылись в поле. Из охранения со всех сторон к площади неслись чеченцы, стреляя куда-то на ходу прямо с коней. Карьером пронеслась и пулеметная двуколка с прапорщиком Алексеевым. Что произошло на заставе — я ничего толком разобрать не мог. Вскочив на лошадь, я с двумя-тремя ординарцами встал поперек улицы, ведущей на главную заставу; пустив в ход нагайку, мне удалось наконец остановить охваченных паникой всадников. Подъехал корнет Алехин и доложил о происшедшем. Оказалось, что, благодаря туману и снятию по приказанию корнета Лечи с началом рассвета всех секретов и полевого караула главной заставы, махновцы смогли частью незаметно просочиться в деревню; другая же часть их подошла вплотную к заставе и окружила ее. В дальнейшем произошла короткая свалка, паника и общее бегство. По словам корнета Алехина, паника настолько охватила людей, что он уже ничего поделать не мог, даже и с подошедшими свежими силами. На нас, очевидно, наступали значительные силы, но, заняв окраину деревни, они остановились. Предполагая, что красные, подтянув свои части, войдут в деревню, я приказал корнету Алехину взять взвод и пулемет с прапорщиком Алексеевым, расположить их на площади поперек улицы и, заняв в пешем строю позицию, всячески задерживать красных. Я же, с оставшимися двумя взводами, обойдя деревню по полю, предполагал ударить в конном строю по хвосту наступающей колонны. При магическом воздействии кулака и нескольких крепких вахмистерских слов эскадрон был построен и, огибая церковь, начал выходить в поле. Давая последние распоряжения корнету Алехину, я задержался в деревне. В это время с шумом распахнулись зеленые ставни дома псаломщика и на подоконнике появился пулемет, давший сразу почти в упор очередь по оставшемуся на площади взводу. Трудно передать то, что случилось тут с людьми; давя друг друга, нахлестывая лошадей нагайками, всадники бросились врассыпную, спасаясь в поле. Из дворов бежали крестьяне с винтовками, дубинами, кто с чем попало; несколько мужиков на руках выкатывали подводу, желая преградить путь мне и моим ординарцам.
Прыгнув через невысокую изгородь, мы попали в огород, но и тут пять-шесть каких-то типов, размахивая винтовками, преградили нам путь. Выхватив шашки, мы бросились на них, но они тут же расступились, и мы выскочили в поле.
В этот миг произошел случай, запечатлевшийся на всю жизнь в моей памяти. Впереди и немного правее меня скакал чеченец. Какой-то здоровый парень в белой пеньковой рубахе ухватил всадника за ногу, желая, очевидно, стянуть его с седла. Чеченец, как мог, отбивался, не переставая нахлестывать лошадь. Вдруг парень отлетел в сторону, но в это мгновение его настиг взводный — кавалер трех крестов за Великую войну, круто, на полном ходу, осадил своего коня (его лошадь как бы присела на задние ноги) и, встав на стремена, со страшной силой ударил его шашкой по голове. Удар был лихой; парень, как мне показалось, момент-другой продолжал стоять на месте и затем рухнул на землю... Проскакивая мимо него, я заметил, что верхушки головы не было, перевернутый череп висел на клочке кожи, имея вид разрезанной пополам корки от дыни... Все открытое поле покрыто было скакущими чеченцами; сильный ружейный и пулеметный огонь слышен был за спиной. Пять-шесть шрапнелей разорвалось далеко впереди эскадрона. Остановить снова охваченных паникой чеченцев было невозможно. Сидя на хорошей кровной лошади, я, срезая дорогу скачущим чеченцам, опередил их и, делая знаки шашкой, стал понемногу собирать людей, однако большинство их пронеслось куда-то дальше.