На дощатом, застеленном клеенкой столе в эмалированных мисках дымился горячий бульон с кусочками мяса, кружочками нарезанных крутых яиц и листочками петрушки. На картонных тарелочках разложена закуска. Марина поймала себя на мысли, что розовое сало, соленые огурчики на горках квашеной капусты, пучки зелени на ломтях отварного мяса и обжаренные колбаски — все это вызывает у нее восторженное умиление. Почти как у иностранки, приглашенной на фольклорный фестиваль.
«Иностранка и есть. Сублимированная лапша, гамбургеры, чизбургеры, пицца. И бесконечные макароны — потому что быстро…»
Кроме Сергея, мужчин было пятеро. Андрея и старшину, который привез их сюда на военном «уазике», она уже знала. Остальные только что представились. И уже шутливое это представление и понятные порой только им самим комментарии показали, насколько близки они все между собой.
— Олег, он же Трак.
— Александр, он же Чингачгук.
— Он же Лимончик, — басом проворчал кто-то.
— Да ну вас! — Александр, дружески подпихиваемый локтями соседей по столу, смеялся вместе со всеми.
— Анатолий. Страшный Ужас.
— Ой, что-то непохоже.
— А вы на него посмотрите, когда он с похмелья!
— Так он же сказал, что вообще не пьет!
— Вот поэтому никто на Земле и не видел Самого Страшного Ужаса.
— Марина, а у тебя в детстве какое-нибудь прозвище было?
— Кличка? Ни-ког-да! Я, к вашему сведению, Сергей Николаевич, всегда была воспитанной девочкой из хорошей семьи.
— Это хорошо, что воспитанной. Мы невоспитанных не любим. А вот насчет клички, или — для культурных девочек — персонального позывного…
— Отныне и навсегда нарекается Звездой Спецназа! — торжественно провозгласил Андрей. — Для своих — Звездочка. Новому члену нашей команды вручается личное оружие: нож охотничий. Целуйте клинок и вешайте его на ремень. Вот сюда. Серега, поддержи Звездочке брюки, пока ремень расстегнут и руки заняты. Готово? Салют!
Пробка от шампанского, ударившись в круглое бревно потолка, срикошетила к печке. Желтоватая шапка ароматной пены поднялась над краями алюминиевой кружки.
«Ну, давай, Звезда Спецназа! Не посрамим наш пол и рекламный бизнес!»
— Ой, какое холодное! Вот схвачу ангину, и кончится моя охота.
— Ангина — болезнь горожан. А в лесу даже воздух лечит. Главное — закусывай хорошо. А то разбуянишься, и будет нам продолжение «Особенностей национальной охоты».
Печка трещала настоящими березовыми и сосновыми дровами. Мужчины вышли покурить, и сквозь приоткрытые двери избы доносились обрывки их жаркого спора:
— С утра зверь чуткий. Еще от ночи не отойдет. К тому же приморозит за ночь, листья шуршать будут, как жестянки. А часикам к десяти все отволгнет.
— А чего тебе шуршать? Встал на номер, отопчи площадку и стой. Зато загонщикам — самое то. Не орать, как в тот раз, когда кабан от вас как истребитель на форсаже просвистел, а потихоньку идти. Покрикивай да шурши сколько хочешь…
— Точно. Вы бы еще с обеда предложили загон начать. Забыл прошлый год, как ночью подранка добирали? По деревьям лазить не разучился?
Дружный смех перекрыл еще какие-то слова.
Марина, разрумянившись от шампанского и ненавязчивого, но явного и восторженного внимания, пытала Старшину Вселенной, возившегося возле печки с какой-то железкой.
— А почему Олег — Трак? Это ведь такая железяка от гусеницы?
— Вы его кулаки видели?
— О, да!
— Кто с ним в спарринге работал, говорят, что если получить по башке танковым траком, то легче будет.
— А чего все смеялись, когда Сашу Лимончиком назвали?
— Вот он узнает, что я вам рассказал…
— Они же сами его так назвали! Ну, Михалыч, миленький. Вы же такой добрый. Вы же знаете, что женщина от любопытства умереть может.
Лесть сработала безотказно.
— В первой командировке его Чингачгуком прозвали…
— В какой командировке?
— В Чечню. Мы в январе заходили. Бойня жуткая была. Где свои, где чужие — не разберешь. Грязища. С водой напряженка. Если снегу где наскребешь, так быстрей топить для питья. Куда там мыться, стричься! Обросли… А он косичку такую себе соорудил, как у индейца. Вот и прозвали. А осенью, на третью замену уже, попали наши пацаны в заваруху. Нужно было через площадь проехать, где чеченцы митинговали. Наши по краю поехали, а толпа — к ним. Окружили. Бабы и старики бронетранспортер отсекли, под колеса лезут. А мужики на машину поперли. И, под шумок, раз — в кабину. Водиле пистолет в бок: «Поедешь с нами». Толпа перед ними расступается, а перед БТРом стеной стоит. Александр видит такое дело, достает две «лимонки» — это гранаты такие, «Ф-1», точно по виду — как лимоны зеленые, только бока на квадратики нарезанные. Чеку у одной и другой выдернул — и на толпу. Те расступаются, орут, бабы их галдят. Плюются, проклинают, а руками трогать боятся. Так он до машины и дошел. На подножку запрыгнул, гранаты — боевикам в нос: «Катитесь на… — ну, в общем, — уходите. — Я без своих пацанов в часть не вернусь!» Те вылезли, а он на капот верхом сел, гранаты в руках, и едет. Так и вышли. Им вслед из пистолета постреляли, одного солдата в ногу зацепили. Но это мелочи. Спас он мальчишек. Но протрясло его, конечно, потом. Отходняк был — ой-ой-ой! И после этого у него такой пунктик образовался: лимоны не любит. Видеть не может. И нет бы втихую это дело переживать, а он проговорился как-то. И готово — Лимончик! Народ-то у нас — хлебом не корми, дай поприкалываться.
— А Страшный Ужас?
— Это у него присловье такое. Я сам не видел, ребята рассказывали. Их взвод на окраине Грозного «духи» зажали. Влезли на их волну и давай пугать по рации: «Сдавайтесь, или мы вам то сделаем, это сделаем…» А он им: «Да вы что? Ну прямо страшный ужас!»
— Так. Остались ваш командир и Сергей.
— Командира в двух последних командировках военным комендантом назначали. А комендант в своем районе — царь и бог. Вот Царь и остался. А Тигра… Вы его лучше сами спросите.
На этот раз уговоры не помогли. Да и охотники, на ходу доспоривая и поддразнивая друг друга, стали возвращаться в избу.
Марина, подставив разгоряченное лицо легкому, пахнущему палой листвой ветерку, слушала лес. Шорох оставшихся на деревьях листьев был совсем не таким, каким он бывает летом. Не нежный шелест мягких, живых и упругих ладошек, а тихий скрежет и похрустывание трущихся друг о друга мертвых бурых пластинок. Изредка потрескивали сучья или отслаивающаяся кора. Подала голос какая-то припозднившаяся пичуга.
Резко пахнуло холодом, и, подняв голову, Марина увидела над собой изумительной чистоты небо. Яркие, словно умытые, звезды заполонили все темно-фиолетовое пространство над зубчатой стеной лесных великанов.
— Хорошо. Просто невероятно хорошо! Я никогда не видела столько звезд сразу!
— Это ты про нас?
— Ну вот, пришел поручик Тигра и все опошлил! Слушай, а почему тебя так прозвали?
— Видишь: тельник полосатый и на кабанов люблю охотиться.
— Вы здесь все — хищники полосатые. Не хитрите, уважаемый, и не виляйте хвостом. А то я вернусь в избу и предложу перекрестить вас в Лиса. Ну, скажи…
— Да прозвали — и прозвали. Это же не всегда по какому-то случаю. Пошутил кто-то, вот и прилипло. Холодом как потягивает… пошли к ребятам.
Сергей повернулся и пошел к зимовью.
— Первый раз слышу, как ты врешь. Очень неуклюже получается и неприятно. Так было легко и хорошо, а теперь ты будто стенкой меня от всех вас отгородил. Остальные ведь знают друг о друге все?
Он остановился. Повернулся к ней. И из холодной темноты ледяным душем пролился бесстрастный голос:
— В феврале девяносто пятого в Черноречье «духи» двух ребят ночью утащили с поста. Молодые были, первогодки. Заснули, наверное. Утром мы их нашли. Истерзанные, как будто их сумасшедший мясник разделывал. У одного член отрезанный на лоб пришит и надпись вырезана: «Это слоник». А на следующую ночь уже мы к этим волкам в гости отправились. Нужно было подходы найти к кварталу частных домов, который они контролировали. Там в садике один домик маленький стоял. А возле него — часовой. Тоже молодой пацан, и тоже носом клевал. Я его снял тихо. Вошел в дом, а на полу восемь человек спят… Царь потом ругался-ругался, что нам такая удача подвалила, а мы ни одного «языка» не привели. «Ты, — говорит, — как тигр уссурийский. Тот, пока всех волков в своем лесу не передавит, не успокоится». А в конце рукой махнул: «Хотя я бы и сам после этих «слоников» не удержался. Ладно, иди, Тигра!» Вот так и окрестил.