Неожиданно ни с того ни с сего у источника начинается избиение.
Здоровенный боец, воспользовавшись столпотворением, сбивает с ног молодого парня и со всей мочи несколько раз пинает упавшего. Кто-то стреляет из пистолета в воздух. Офицеры живо разгоняют кучу-малу.
Хватит, попили водички, раз поведение хромает. Пострадавшего солдата зовут Ильдар, и ему плохо. Кажется, у него повреждены ребра.
– Кто тебя избил, Фахрутдинов? – допытывается командир.
– Не могу знать, – отвечает тот. – Лица не запомнил.
– Найду этого обуревшего, на “губу” отправлю! – кипит лейтенант. -
Дурачье ненормальное! Вам же вместе в бой идти!
Ильдар кривится от боли, но обидчика не выдает. В конце концов
Фахрутдинова уводят к санинструктору.
– Ладно, друг, – улыбается ему один из сопровождающих, Рафа. – Не переживай. Проучим мы как-нибудь этого бугая.
В десантном отсеке БМП теперь трое пассажиров: Ксения, женщина-попутчица и Ильдар. Скарба внутри бэшки – печек там, шмотья разного, палаток – никакого нет. Жить можно.
Колонна трогается. Водитель из местных с облегчением вздыхает и возвращается к “Жигулям”. Похлопывает свою ласточку, обеспокоенно теребит репу. День что-то не задался. Заработать семье на пропитание не смог, не посмел взять с русской женщины, ищущей пленного сына, денег за оборванную поездку. Да еще и застрял вдали от дома. Где тут сейчас буксир найдешь?
Ксения дает пострадавшему болеутоляющее средство, накладывает давящую повязку на корпус. Прикосновения ее рук будоражат, но в то же время и дарят блаженное спокойствие. Пахнет духами из далекого, почти сказочного мира. Ильдару становится лучше, насколько это вообще возможно после того, как тебя покатали по земле тяжелыми армейскими ботинками.
– Что не поделили? – заботливо спрашивает Ксения. – Вроде трезвые все. Из-за чего подрались?
– А-а-а, – уклончиво тянет Ильдар. – Сам не понял, как это произошло.
Он украдкой рассматривает девушку. Да, Ксения – настоящая красавица.
Этого у нее не отнять. Нравится всем. Только как простым солдатам завести знакомство с такой эффектной особой? Некоторые, обжегшись, со зла не дают ей прохода, отпускают похабные реплики. Больше всех досаждает Ксении тот самый здоровяк. Как-то Ильдар не выдержал и велел ему заткнуться. Детина рассвирепел, но от расправы над срочником тогда его удержали приятели-контрактники. Не захотели устраивать побоище: рядом кучковались пацаны из татарского землячества.
Ксения перебирает медикаменты и перевязочные материалы. Потом будет некогда. Как пойдет стрельба, к ней начнут доставлять раненых. И тут нужно действовать быстро, о каждом иссеченном, истекающем кровью позаботиться, приободрить. Одни солдаты будут слушаться, другие – брыкаться и рваться обратно в бой, кричать, что всех гребаных душков сейчас порвут. Шоковое состояние – оно такое. Ей говорили, что наибольший урон здесь наносит минометный и гранатометный огонь. К сожалению, так оно и есть, осколочные ранения стали бичом каждого столкновения с противником.
Женщина достает из своего узла какую-то выпечку и протягивает ее спутникам:
– Вот, угощайтесь.
Это чебуреки. Плоские треугольные пирожки с начинкой из мяса с луком. Ильдар быстро проглатывает свою порцию. Уж очень вкусно, хоть и на мясе местные кулинарные дарования сэкономили. Еще бы таких, штуки три-четыре… Ксения же ест аккуратно, стараясь не ронять крошки. На ее запястье поблескивают часики с витым браслетом. Глядя на молодежь, женщина грустно улыбается:
– Не страшно, дочка, на войне-то?
– Меня мальчишки защищают, – сердечно отвечает Ксения. – А я им доверяю.
Женщина отворачивается. Провожая сына в армию, она больше всего боялась разгула дедовщины. Тогда о ней трезвонили на всех углах.
Солдаты молодого пополнение, не выдерживая издевательств, бежали, расстреливали своих мучителей, вешались, вскрывали вены, литрами поглощали соленую воду и глотали иголки с гвоздями.
А потом из телевизора и радио посыпались неизвестные доселе слова:
“сепаратисты”, “зачистка”, “спецоперация”, “восстановление конституционного порядка”. И оказалось, что есть вещи страшнее распоясавшихся дедов и дембелей. Да, в казармах остервенело дрались на нунчаках и дужках от кроватей, отбирали продукты и деньги, заставляли на себя работать, били молодых в кровь, порой и вгоняли в инвалидность, но намеренно не убивали. В Чечне же заполыхала война, оттуда пошли скорбные рейсы с “грузом 200”, госпитали в стране наполнились покалеченными людьми с поврежденной психикой и ранней сединой.
Мать снова плачет. Ильдар стискивает зубы. Чем тут поможешь?
Машинально ощупывает “именную” гранату. Нет уж, если прижмут капитально, в плен он не сдастся. Дело нехитрое. Собрался с мыслями, выпрямил усики, вытащил чеку, отпустил прижимной рычаг. И гуд бай,
Америка! Быть бы только в сознании. Ксения приобнимает женщину за плечи и старается успокоить.
У девушки тоже есть мама, переживающая за свою кровинку. Пишет регулярно письма, просит беречься, а еще лучше – перевестись в формирование, стоящее в центральной части России. Но как Ксения может оставить воюющих сослуживцев? Предательство получится, по-другому не назовешь. Нельзя бросать людей, которым и так тяжело приходится без медицинской помощи. Поэтому она всегда отвечает, что пробудет здесь столько, сколько потребуется.
Колонна идет споро. Дорога пока позволяет.
Монотонный шум и проплывающий мимо однообразный пейзаж берут свое.
Незаметно мысли улетают в доармейское прошлое. Были бы дико уставшими, так еще бы и прикорнули на ходу. Даже несмотря на опасность обстрела или превращения в лепешку под гусеницами. Когда организм вырубается от нехватки сна и нагрузок, отключается и сознание. На постах для профилактики командиры накрывают спящих плащ-палаткой и принимаются душить. Жестко, но действенно. На броне же начальство может только раздавать подзатыльники.
По чьей злой воле здесь собралось столько разных людей? Вот, например, бывший студент. А сейчас – 19-летний пулеметчик, прошедший огонь и воду. Его дважды, после липких от крови атак-отступлений, заочно хоронили. И каждый раз он выбирался в расположение своих сил.
Глаза у него закрыты. Может показаться, что спит, обнимаясь с ПК. Но нет, составляет в уме письмо на родину. Или вот новичок. Это его первый боевой выход. Сразу заметны неприкаянность и некоторая растерянность в незнакомой ситуации. Да и натянутая улыбочка выдает с потрохами. Оно и понятно. Скоро произойдет самый настоящий бой, где кого-то из них могут ранить или даже убить. С отрешенным лицом, сжимая в зубах дымящуюся сигарету, покачивается ветеран-контрактник.
Человек, успевший повоевать еще до Чечни, сущий дьявол. В одном из окружений, когда готовился прорыв и замаячил вопрос о добровольце-смертнике, он, не задумываясь, вызвался пойти на
“переговоры” к главарю духов, заминированный по полной программе.
Потом говорил, что отмазал таким образом молодежь, которой еще жить да жить.
Что ни говори, а прошлое у ребят-срочников было разным. В нем хватало и расстройств, и воодушевлений. Но одинаково приятным по сравнению с настоящим. Хотя и сейчас терпимо. Грех жаловаться: руки-ноги целы, голова на плечах сидит, кормежка есть. О чем еще мечтать? Можно, конечно, представить себе светлое будущее, которое наступит после осточертевшей войны, но об этом лучше пока не загадывать. Сглазишь еще. Беда рядом ходит, а смерть за спиной стоит.