Доваторские полки конной гвардии с полным комплектом быстроногих тачанок и артиллерийских батарей, а рядом — танковая бригада медленно, но уверенно продвигалась вперед, отвоевывая пядь за пядью родимую землю, взламывая стальной хребет новым и новым танковым колоннам врага.
Был дан приказ взять новую позицию, занятую немцами. Да и сами бойцы жаждали поскорее спрятаться от лютого мороза. Обогреться и обсушиться.
Белым бинтом был перевязан подмосковный лес. В скованное ярым морозом утро вслед за танками стремительно рвалась в прорыв кавалерия. Пар клубил над горячими конскими крупами. Через рвы и окопы на гнедых лошадях неслись конники в белых полушубках, с поседевшими от инея бровями, разрезая воздух грозными клинками.
Но вдруг отряд всадников наткнулся на огненный шквал двух немецких дзотов, затаившихся в перелеске перед деревней.
Бойцы раз за разом откатывались назад в просеку, где жгучими белыми змейками бежала поземка. Над лесом лопались шрапнелевые вспышки.
Иван Москаленко вздохнул холодный зимний воздух и зажмурился от яркого солнца, подпалившего снег серебряными красками.
«Провались все пропадом! Я закрою пасть немчуре!» — Иван заскользил без команды по белоснежному покрывалу степи.
Из перелеска сразу в несколько очередей застрочили крупнокалиберные пулеметы. Пятый боец вступал в последний поединок со смертью, которую изрыгали дзоты. Ржали кони в лесу, приникли к земле воины среди этого вихря смерти. Москаленко растворился в снежной колеснице, будто бы спасаясь от града пуль, чтобы потом доползти до дзотов и заставить их заткнуться. Каждую секунду можно было ожидать вражеского гостинца, от которого замолкает человек навсегда.
Положение создавалось до предела критическое. Только он мог открыть путь для новых атак всадникам Доватора. Москаленко в белом маскхалате медленно продвигался на встречу дзотам, близость которых уже дышала на него жаром и едкой гарью.
«Гады! Москвы им захотелось… Супостаты, придурки!! За Родину, за Сталина я вам покажу, твари, паскуды…» — материл во всю ивановскую гитлеровцев Иван, хрипло отхаркиваясь от ледяного ветра, припадая лицом на брезентовую сумку с противотанковыми гранатами. Меховыми рукавицами он смахивал снег со лба и полз, полз к невидимой цели.
Мороз неистовал. Москаленко обернулся в сторону подмосковного леса, где расположилась конница, продрогшая от лютого холода. Внезапно вынырнули хищники — «фокке-вульфы», разрывая ясное, чистое небо гулом моторов. А до ледяных бункеров врага оставались считанные метры.
Дзоты замолкли. По всему видно, уже не могли дотянуться до Ивана. И он, вскочив, выхватил гранаты и закричал что было мочи:
«Братцы, ура-а! Ура-а!»
«Ура-а!» — эхом отозвалось далеко позади.
Москаленко швырнул одну гранату, другую и тут же упал, прикрыв голову руками. Степь вздрогнула…
Из леса шли в атаку кавалерийские полки, поднимая за собой снежную пыль.
Один из бойцов с разбегу остановил коня, присел рядом с Москаленко на корточки, выжидательно спросил!
— Иван… Иван, жив?.. Ты ранен?..
Это был Юрий Грунин, командир второго эскадрона. Вот и сестричка присела над раненым, заколдовала, шептала ему на ухо ласковые слова, как на исповеди: «Милый мой дружочек, все будет в норме. Потерпи маленько, сердешный…»
… Уже всеохватно заалело небо, оно — в огненных брызгах. Иван Михайлович взглянул в зеркало. Лицо посерело, припухло, глаза заспанные. Москаленко сжал кулаки:
— Кто посмел отнять мои боевые ордена? Продать захотели, нажиться? Кощунство… Сын поклялся найти злоумышленников… Так и будет… А мне, кажись, пора взять себя в руки. Главное — чего я сам стою…
Глава 4.
ЦИНКОВЫЙ ГРОБ
Дикий гортанный женский крик исполосовал сердца окружающих. Соседи сбежались на стон и причитания Лидии Игнатьевны. Она лежала на диване, кричала страшно, пронзительно. Иван Михайлович на коленях стоял у изголовья жены. Сын Игорь замер, не шелохнувшись, словно окаменелый. Лицо позеленело, губы сжались. Его импульсивно била глубинная дрожь, будто комната сдавила, сжала с обеих сторон, вот-вот могла расплющить. Вкопанными изваяниями вытянулись трое военных, майop, лейтенант и сержант. Видимо, они были из военкомата и воинской части, где служил Сергей Москаленко.