Александр Карасев
Чеченские рассказы
Ферзь
– Кол-лесников!
– Я, тащ капитан.
– Строй взвод.
– Есть.
Пятнадцать бойцов тянутся и выстраиваются в центре ВОПа под длинной буковой тычкой с флагом. На правом фланге становится смена в бронежилетах и касках, с автоматами; остальные – только с автоматами. Обычно Фрязин не строит дежурную смену, но сейчас приказал – всех в строй!
– Паживее строимся, – цедит Фрязин, – Колесников! Долго они у тебя будут вошкаться?
– Гуленко! Бегом! – орёт Колесников.
– Ста-навись, рав-няйсь… смирна, – Колесников поворачивается к Фрязину с рукой у виска:
– Таварищ капитан, взвод на развод построен, заместитель командира взвода старший серж…
– Вольно! – Фрязин бросает руку к ноге.
– Вольно! – дублирует сержант.
Фрязин выбрит, затянут портупеей. Его берцы блестят, как будто он не вылез час назад из землянки, а такой плакатный свалился с неба на их голову:
– Товарищи солдаты! Если кто-то ещё раз уснёт на посту или не выполнит приказ сержанта Колесникова! или какая-то сволочь будет отлынивать от работ – расстреляю. Расстреляю! и спишу на гниль. Мне нахер не надо, чтобы из-за одного мудака мне вырезали ВОП. Ва-просы!
Бойцы уныло молчат, уставившись в землю и в лакированные берцы капитана Фрязина. Трудно сказать, верят ли они в расстрел.
Фрязин ставит задачу. И новый, похожий на все остальные день начинается визгом пил, треском топоров, скрежетом кирок и лопат о высохший каменистый грунт. Взвод врывается в землю на высотке с координатами 63/87/8.
Заканчивали окопы с тремя ячейками на каждого стрелка (одной основной и двумя запасными). Беликов и Шакиров обкладывали бруствера квадратиками дёрна. Начали соединять окопы в траншею. Пока нет ходов сообщения, но это позже… Строились на приёмы пищи, ели быстро – и опять за работу. Солнце сжигало мокрые спины. Часовые в бронежилетах обливались пСтом на постах. К вечеру под рёв Фрязина и пинки Колесникова успели закончить дзот с тремя бойницами на поляну. Команда контрактника Евсюкова закрывала завалами лес по боковинам ВОПа. Когда уже смеркалось, Фрязин с Евсюковым ставил растяжки в лесу.
– Лопаты сложить, строиться!
– Пилы, топоры сложить, строиться!
– Па-живей! Смена!..
Первая смена расходится по постам. Люди в чёрных бронежилетах сливаются с сумраком остывшего дня. Бряцает оружие. "У кого сигареты остались, парни?" – слышится голос Новикова.
Вьётся триколор в лунном свете. Бородатые чудища лезут на ВОП. Фрязин бьёт из автомата. Но чудища ползут, ими кишат окопы, заполняется землянка. Обтянутый кожей череп скалится. Узловатые пальцы вцепились в горло. Трудно дышать. Фрязин рвёт с себя пальцы… В окошко пылится синеватый свет. Фрязин всматривается в пустой мрак землянки, правая рука до боли в пальцах сжимает "эфку".
Поёживаясь, капитан идёт по гребню высотки. Флаг на месте – не сняли чудища. Из-за горы, где РОП седьмой роты, раздаётся очередь. Весёлый автоматчик выщёлкивает: "Спар-так-чем-пи-он". Фрязин матерится и спускается на пост Евсюкова.
Контрактник сверху окопа на броннике. Чёрный лес гнёт перед ним человекоподобные деревья. В шелесте листвы жутко рушится сухая ветка. Евсюков вздрагивает.
– Не спишь?
– Никак нет! тащ капитан.
– Чё орёшь? Всё тихо?
– Тихо, тарищ капитан.
Евсюков смотрит, как погружается за пригорок штормовка Фрязина… "Два", – кричит с поста Бахтин (Надо ж, не спит). "Один", – отвечает Фрязин. (Сегодня пароль – тройка)… "Где смена уже… душары, блядь…"
Всё в этой жизни заканчивается. Меняются смены. Солнце всходит над зеленью гор. Клочковатый туман ложится в речку Хул-Хулау. Играя мускулами, голый по пояс Фрязин несёт пулемёт на дзот.
Воронин сидит на бруствере и жалуется Буевичу, демонстрируя грудь с гематомой и кровоподтёком.
– Всю ночь не спал. Под утро только вырубился. И тут эта шакалюга, сука… берцем в грудак… Пулемёт забрал…
Буевич куняет и слушает невнимательно.
– Тихо! Ферзь.
Фрязин подошёл к бойцам, но смотрит поверх, вдаль. Вдруг он прыгает в окоп, передёргивает затвор и даёт длинную очередь:
– Кольцо! В окоп! Живо.
Воронин и Буевич, не соображая, катятся в окоп. В ответ пулемёту хлестнули пули. По поляне движутся фигурки, падают, стреляют и снова бегут.
тудуф-тудуф-тудудуф-туф-туф… фить-фить…
Фонтанчики земли вздыбились на бруствере, цепь противника, сбитая огнём пулемёта, залегла и ведёт огонь. Фрязин переместился к амбразуре дзота, ткнул оцепеневшего Буевича.
– Коробку, Воронин, живо!
Потерявший лицо от страха Воронин шарит руками в ворохе бушлатов. Атака захлебнулась. На поляне лежат чехи и ведут огонь по дзоту, сзади ухнуло.
– Буевич, к пулемёту… Так, Лёша, пристреляйся, главное – не давай им поднять голову, и по зелёнке лупи, там у них РПГ. Воронин! С автоматом к этой бойнице. Вот короб. Сейчас ещё патроны будут, оденьте по очереди бронники и каски, – и Фрязин, пригибаясь, бежит к землянке.
Пуля цвынькнула о валун и рикошетом обожгла щёку. За спиной бьёт пулемёт Буевича.
тудудудуф-тудуф-тудф тудф…
Бойцы рассасываются по позициям, впервые охотно надевая каски и бронежилеты. Триколор падает к мачте и снова взвивается. Выстрел РПГ прошёл над дзотом левее, и когда Фрязин добежал до землянки, воронка ещё клубилась пылью.
Кибер у рации.
– Давай, Женя, на "Бром": атакован крупными силами, веду бой, прошу помощь. Ламзуркин! Быстро на дзот 7,62 и обратно. Где Колесников?.. – Фрязин бежит к АГСу на правом фланге. От палатки на позиции несутся бойцы. "Живее!" – капитан прыгает в окоп… фить… "Снайпер, сука…" Не добежавшего до своих ячеек Гуленко нагнала пуля, его ноги заплелись, он пошатнулся, словно пьяный, и свалился на спину. Снайпер в зелёнке за дорогой цокнул языком и стал выбирать другую цель.
Пулемёт смолк. На флангах цепи поднялись две фигурки и, пригибаясь, побежали вперёд. Обречённая, казалось, атака продолжалась. Чеченцы вели огонь, поднимались, пробегали извилисто несколько шагов, падали и откатывались в сторону. Евсюков не может поймать в прицеле автомата мельтешащие силуэты, жмёт на спусковой крючок, понимает, что промахивается. "Аллах акбар… лах… бар" – в треске очередей. Евсюкова обуял ужас. Чехи подбираются всё ближе. Ошалевший контрактник поливает поляну длинными очередями: "Гранаты, чёрт, где гранаты…" "Почему молчит пулемёт?!.." Вздымаются фонтанчики на бруствере. Рядом Шакиров с РПГ. Волна от выстрела закладывает уши. Шакиров бросает гранник и хватается руками за голову: "А-а-а-а-а…"
Фрязин, как заговорённый, носится под пулями в разгрузке на голое тело: "Митин, отставить огонь! снаряжай магазины и передавай Бахтину"… "Юра, прицельней"… "Евсюков, к агээсу! Каштанов ранен, давай, Серёжа… перебежками"…
Когда по поляне застучал АГС, не добежавшие ста метров до русских окопов чеченцы дрогнули. Отошедшие от шока бойцы бьют короткими очередями. Буевич справился с перекосом ленты и снова ведёт огонь, но берёт выше. С позиций над дорогой к месту боя Фрязин перевёл Авдеева с пэкаэмом и Волкова с РПК, стрелков стянул с флангов (Если бы ещё их кто-то стрелять учил!..) "Ниже бери!.. блядь…" В пулемётно-автоматной трескотне лопаются серии вогов: АГС кое-как пристрелялся, и поляну накрыла пелена разрывов. За ней чеченцы добегали последние метры до спасительного леса, падали замертво, ползли ранеными, выли в бессилии. Из второго агээса Беликов работает в тыл по зелёнке за дорогой (откуда бил снайпер).
– Прекратить огонь… пополнить боекомплект…плект… – катится по позициям.
Свалившийся от усталости на дно окопа Митин заметался с ящиками патронов вместо раненого Ламзуркина. Бойцы нервно снаряжают магазины. Радист Кибер доложил в полк, что атака отбита своими силами, что на ВОПе два "двухсотых" и четыре "трёхсотых".