– Левее. Еще левее, – подправлял острие бега Заремба. Им к Индийскому океану не требуется. Нужно залезть в пасть к Одинокому Волку. И вырвать добычу.
Только наверняка он ее с собой не носит. Оттого нужно сесть на хвост и притащиться за боевиками в лагерь. Выждать рядышком с лежбищем ночь, и утром, когда банда уйдет на очередной захват поезда, – а коммерсант из Москвы выходил на Волка именно по поводу его движения, – взять штабную землянку. А в ней – небольшой зеленый сейф с ручкой-штурвалом.
Шифр Вениамину Витальевичу разузнать не удалось, но Работяжев получил пластилиновую хреновину, которая без огня и дыма вырежет любой замок за считаные секунды. Все почему-то думают, что самые секретные в армии – это связисты. Но тщательнее, чем подрывников, сейчас в разведку не отбирают никого. Их такому учат, что саперы в секунду способны разнести в прах то, что создавалось годами и вроде бы самым тщательнейшим образом охраняется. И пусть после этого засекреченные связисты выходят в любой эфир с любой информацией под любой шифровкой – будет уже поздно…
– Шагом, – подал негромкую команду подполковник, когда воткнулись в семнадцатый квадрат на карте, а на местности перепрыгнули небольшую речушку на дне оврага.
Выстроили «елочку» – оружие направо-налево через одного. Афган хоть кого-то чему-то научил.
Заремба в последний раз позволил себе обратить особое внимание на Марину. Волонихин держится к ней поближе, словно надеется в случае опасности закрыть девушку собой. Эх, док-док, неужели не знаешь, что на войне первыми страдают романтики? Молись всем богам, чтобы пронесло.
Марина увидела взгляд командира, ободряюще улыбнулась: не подведу, все обойдется. К сожалению, не от тебя это зависит, девочка.
К тому же нутром почуяли, что ступили на землю Волка: воздух способен держать запах опасности, и хороший спецназовец нюхом вычислит источник. Движение разведчиков отчетливо замедлилось, дыхание они сдерживали в груди, не давая ему с шумом вырываться наружу. Но, кажется, оно замерло вовсе, когда увидели открывшуюся им картину.
У дороги, только бочком, краешком коснувшейся дубовой рощи, стояли, уткнувшись в придорожную канаву, два сожженных грузовика, жутко выставивших наружу свои закопченные внутренности. Между грузовиками в неудобной позе, подвернув ногу, лежал солдат. Будь жив, уже давно поменял бы положение…
Марина, сердобольная душа, первая подалась к нему, но Работяжев успел перехватить девушку за руку и, не выпуская, оглянулся на командира. Тому из-за деревьев картина виделась не полностью, но когда выступил на просвет, понял: осторожность сапера имела под собой основания.
Рядом с местом боя, в боковом углублении канавы, виднелся холмик. Если это могила остальных погибших, то почему не предали земле и этого несчастного солдата, оставив его лежать между машинами?
– Я п-посмотрю, – одними губами доложился Работяжев.
– Семен, – на всякий случай напомнил Дождевику его обязанности беречь сапера подполковник.
Обидел прапорщика: тот и так курицей-наседкой вертелся вокруг группы. Но слова командира постарался воспринять не как напоминание, а как просьбу: мол, положиться можем только на тебя.
Заремба легким нажимом на плечо послал сапера на открытое место. Юра на коленях осторожно покрутился вокруг погибшего, с сомнением покачал головой и дал отмашку подполковнику – уходим. Спецназовец некоторое время поколебался, но потом все же развернул группу и увел обратно в лес.
– Что там? – не боясь показаться наивной, поинтересовалась через несколько метров Марина у Работяжева.
– Может б-быть з-заминирован.
– Труп?
– И-именно т-труп, – кивнул сапер.
– А если… нет?
Сапер ничего не ответил. Решения принимает Заремба, и тому тоже наверняка было стыдно оставлять непогребенного солдата. Но подполковник на то и командир, что в первую очередь думает о живых. И о выполнении задачи. Если случится подрыв, его эхо в кустах не спрячешь, он насторожит Волка, а это совершенно ни к чему, да еще на самом начальном этапе операции.
– А если н-нет, то н-нет, – чуть резковато, заранее волнуясь, ответил Марине Работяжев.
Объяснять некогда, они не на студенческих раскопках погибших в Великую Отечественную где-нибудь на территории ныне мирной Смоленской области, а на войне. Здесь выбор приходится делать намного чаще. И на первый взгляд не всегда более нравственный.