Где он,
Сашка?
Был и нету…
Ухарь разинских кровей,
бродит он по белу свету
только в памяти моей.
В диком поле,
у Шатоя,
пуля вжикнула жучком…
Вскрикнув,
в пестрядь травостоя
Александр упал ничком.
Он лежал,
пучок былинок, как синицу, сжав в горсти…
Враг на честный поединок
не осмелился пойти…
Сашка-мент,
во сне поныне ты являешься ко мне.
Запах сломанной полыни.
Птичий щебет в тишине.
ГОРНЫЕ ВЕРШИНЫ
Горные вершины
Спят во тьме ночной.
М. Лермонтов
«Горные вершины
Спят во тьме ночной…»
Дрожь стальной машины
чувствую спиной.
«Не пылит дорога,
Не дрожат листы…»
Сверзишься с отрога,
и
каюк-кранты!
«Тихие долины
Полны свежей мглой…»
А вверху пчелиный
звезд бессонных рой.
Слышу голос Бога
с горней высоты:
«Подожди немного,
Отдохнешь и ты…»
КИЗИЛ
Ах, как много кизила
этим летом в горах!
Артиллерия била,
сея гибель и страх.
И:
«Спецназ
по машинам!»
Бэтээры
в пыли
к гнилозубым вершинам
редколесьем пошли.
Содрогались мы вместе
с беззащитной броней,
мча,
как ангелы мести,
непокорной Чечней.
Вдруг
как током пронзило.
Вдруг
упала рука.
Словно соком кизила
обагрило рукав.
Колокольцы стеклянно
дзынь-дзынь-дзынь в голове.
Черт возьми!
НОЧЬ НА ИВАНА КУПАЛУ
Смеркла заря, и припала
мгла к утомленной земле.
Ночь на Ивана Купалу.
Звезды, как искры в золе.
Слышу душой в эту ночь я
в плеске березовых крон
шорох изодранных в клочья,
смерть повидавших знамен.
И при мерцающих звездах,
словно при свете лампад,
в тени сгущается воздух,
в тени погибших солдат.
Выйдя из топей болотных,
вынырнув из-под воды,
сонм пехотинцев бесплотных
молча ровняет ряды.
Крыльями сумрак охлопав,
петли неясыти вьют.
Из задернелых окопов
тени бесшумно встают.
Стелют туманы полотна.
Через поля, на большак,
тени выходят поротно.
Скорбен их медленный шаг.
Всех перечесть я не силах…
Родина,
сколько же их,
не погребенных в могилах,
их, страстотерпцев твоих!
Схвачено горло удушьем…
Господи, сколько же лет
не упокоенным душам
упокоения нет?
Срам не на павших когда-то.
Он на живых, этот срам…
Крест над могилой солдата
Богу угодней,
чем храм!
Дедов винить мы не станем.
Грех этот страшный на всех.
И никаким покаяньем
не замолить этот грех.
Брезжится…
Звезды помалу
меркнут,
как искры в золе.
Ночь на Ивана Купалу.
Госпиталь в Ханкале.
У ГОРНОЙ РЕЧКИ
Речка мечется,
в сети
угодившим угрём.
Мы,
солдатские дети,
как солдаты умрем.
Может,
от поворота
вьющей петли тропы
вгонит в грудь мою кто-то
разрывные шипы.
Иль над этой вот горной
речкой,
мирной на вид,
камнепад рукотворный
мне башку размозжит.
Может,
свергнусь в теснину
иль носком сапога
вдруг задену за мину,
тут и вся недолга…
Взмоет в огненном свете
ввысь душа сизарем….
Мы,
солдатские дети,
по-солдатски умрем.
СВЕТЛАНА
На побывке,
в отпускной горячке,
мигом пронеслись четыре дня.
Напоследок к старой водокачке
ноги сами вынесли меня.
Водокачка стародавней кладки,
в паутине трещин кирпичи.
В детстве, рядом с ней играл я прятки
и гонял в каникулы мячи.
Сколько разу этой водокачки
я читал нескладные стихи
сероглазой школьнице-гордячке,
помнят только третьи петухи.
Помнят только тихие рассветы
да росой наволгшая трава…
Света,
отзовись!
Ответь мне,
где ты?
Кто тебе дарит мои слова?
Кто-то говорил мне мимоходом,
что тебя в Карелии встречал,
Почему ж под южным небосводом
о тебе так часто я скучал?
Лунный диск спускается все ниже,
освещает темную скамью.
Я глаза прикрою и увижу
тоненькую школьницу мою.
Тонкий голос…
Легонькие руки…
Легкая и тоненькая вся.
Почему ж устал я,
сквозь разлуки
Тоненькую девочку неся?
Жду тебя у водокачки этой.
Жду.
Вот так в горах привала ждут.
Жду.
Хотя давно тебя не Светой,
а Светланой Павловной зовут.
ЗАБЫТЫЙ БЛОК-ПОСТ
Блок-пост на выезде из города.
За кашеварами шпионят