Жили мы даже не в помещении, а, можно сказать, на улице, потому что здание было полуразрушенное. Наверное, это был бывший клуб, потому что были большие залы. Спали на койках, без матрацев, вообще без ничего. В здании холодно было. Но главное - не болел никто. Приходили туда уже вечером, ложились. Но те, кто нас охранял, наверное, им становилось скучно, обратно нас выгоняли работать, под фонариками. Окопы копали.
Кормили один раз в день, и то - не в одно и то же время, а как сами захотят. В основном - лепешка, чай. Иногда, как собакам бросают кости, так и нам бросали кости: "Собаки, ешьте!"
Себя же они называли волками. А мы - собаки. (В Чечне иметь собаку во дворе не принято. Считается, в принципе, дурным тоном. - О. Б.)
В плену мы держали "пост": днем ни пить, ни есть вообще нельзя. А ночью можно. Вот в эти дни нам особенно тяжело было, потому что днем нам еду не давали, а ночью могли и забыть про нас. Иногда приносили. Тяжело было. Так целый месяц.
По ночам, когда работали, боевиков видно не было. Видимо, они на задание уходили. Потому что потом была слышна стрельба. Сначала автоматные очереди, а потом, видно, наша тяжелая артиллерия открывала огонь в ответ. И если после задания у них были потери, то нам не показывали и не говорили ничего. Если среди них кого-то уж точно не было долгое время, то нам говорили, что он уехал домой отдохнуть. А он так и не приезжал.
Был там также офицер, капитан. Вернее, его привезли откуда-то в белом маскхалате. Жутко вспомнить, что с ним сделали. Его, наверное, уже нет в живых, потому что они его много избивали. Но если жестоко избивали, значит, он им ничего не сказал. Они заставляли нас выкопать яму, а потом его туда бросили и начали кидать в него камни. Один из чеченцев взял палку и начал его в этой яме толочь, как картошку. Другие тоже последовали его примеру. До такого состояния его избили, что он в этой яме валялся без сознания.
Мы не хотели смотреть, отворачивались, а они снова нас разворачивали: "Смотрите!!!"
Мол, если попытаетесь бежать, вас такое же ожидает.
Потом этого офицера куда-то увезли. Больше его не было. Видать, уже все: закопали его где-нибудь.
Перед моим отъездом наших солдат там было человек двадцать. Вообще-то нам не давали общаться друг с другом. На работы водили постоянными пятерками. В них мы находились все время: нас не разделяли, не меняли. Наверное, для того, чтобы мы не обменивались именами и не знали, кто откуда. Если мы работаем, то сзади охранник стоит - наблюдает. Если мы начинаем переговариваться, то он подзывает, а когда подходишь - снимает автомат и прикладом в живот бьет.
Скажет: "Понял, за что?"
Помашешь головой и снова идешь работать.
Но иногда получалось переговариваться. Имена некоторых ребят я знаю. Фамилий - нет. Когда нас привозили, то с нас снимали военную одежду и одевали гражданскую. Это рванье даже одеждой нельзя было назвать. Переодевали, наверное, чтобы, если с вертолетов увидят, думали, что чеченцы работают, а не пленные.
Во время работы, если впереди, на позиции, какое-нибудь движение начиналось, то нас сразу оттуда убирали. Подъезжало несколько машин, и увозили. Потом, если все успокаивалось, нас возвращали, и мы работали.
В основном нас постоянно держали в этом лагере. Если привозили, то никуда уже не отправляли.
Где мы находились - не знаю. В горах находились. Там ни самолеты наши не летали, ни вертолеты. Впереди, вдалеке, видно шли, бои. Бронетранспортер стоит. Его хорошо видно. И еще какая-то техника. Село немного разрушенное, но в нормальном состоянии.
Я там себя ощущал кем угодно, но только не человеком. К скотине, наверное, лучше относятся, чем к нам относились.
Я не надеялся, что выживу. Не надеялся, что домой попаду. Были такие моменты, когда избивают, что хотелось вырвать гранату и взорваться с ними, с теми боевиками. И не только у меня одного такое желание было. У других ребят тоже. Уже не было никаких сил. Уже не было веры, что попадешь домой.
Когда повезли на обмен, я подумал: "Кончились мои дни. Сейчас расстреляют. В лучшем случае расстреляют, если не начнут издеваться".
Там очень хотелось умереть. Мать вспоминал. Думал, что она поймет меня, если бы я подорвался.
Сейчас я здесь в части, а мне до сих пор не верится, что я домой поеду. Мне кажется, что я отдохну здесь и назад туда. Первый день, когда попал сюда, вообще не мог спать, думал: "Вот сейчас зайдут, и на работу снова идти". Спокойно спать уже не придется наверняка. Эти четыре месяца, что я был в плену, еще долго будут вспоминаться. Чуть какой-то взрыв или по комнате кто-нибудь ходит - уже просыпаюсь и думаю, что это за мной.
У меня до армии столько планов было, а сейчас даже и не знаю. Учился на учителя начальных классов. Хотел детей учить. Единственное, что сейчас хочется - это поехать туда не в качестве пленного, а пойти уже с оружием. Хочется отомстить. Наверное, по контракту обратно туда поеду. Когда разберусь с ними, тогда можно будет детей учить. Хочу отомстить за все, что они сделали.