Вторичным для мировой политики, но при этом имеющим огромный интерес как для военных, так и для антропологов, является – либо должен являться – вопрос о природе наземной войны и характере чеченского сопротивления. Если оставить в стороне слабость России, то победа чеченцев при столь огромном неравенстве в силах является выдающимся моментом в военной истории, несущим в себе уроки, которые следует усвоить в столь различных сферах, как военная антропология, национальная мобилизация, ограниченность эффективности применения военно-воздушных сил, природа боевых действий в городских условиях и, конечно же, природа войны как таковой.
Победа чеченских сепаратистских сил над Россией стала одним из величайших эпических примеров сопротивления колонизаторам в XX веке. Будет ли она сопоставима по своим историческим последствиям с битвой при Дьенбьенфу[3] или победой Фронта национального освобождения[4] в Алжире, зависит от того, как будут развиваться события в России. Однако в плане подлинных военных достижений чеченцы уже сравнялись с Вьетконгом, а полковник Аслан Масхадов заслужил право стоять в одном ряду с генералом Зяпом[5] как командир редкого и оригинального дарования, и это делает еще более трагичной его неспособность обеспечить стабильность или эффективное государственное управление в послевоенной Чечне.
Я остановился на этих вопросах столь подробно, потому что в течение года, проведенного в Вашингтоне, я все более поражался тому, как мало сегодняшних американских военных аналитиков и советников имеют личный опыт участия в боевых действиях или хотя бы опыт солдатской службы и командования солдатами, а еще меньше из них, разумеется, сами попадали под длительные и тяжелые воздушные бомбардировки. В частности, многие из них совершенно не понимают изнутри те факторы, которые заставляют конкретных солдат сражаться или же спасаться бегством, а также общую природу боевого духа (morale). Это приводит к искажениям в их аналитических исследованиях, что имеет потенциально серьезные последствия для западной политики.
Чеченская война также имеет значение и представляет интерес для историков, причем не только для специалистов по Советскому Союзу и России, поскольку эта война включала в себя столкновение, эпохальное по своим последствиям, между двумя совершенно разными нациями, которые можно рассматривать как воплощение двух сил, противостоявших друг другу с самого начала зафиксированной человеческой истории. Русские, чья национальная идентичность долгое время была сосредоточена в ряде бюрократических государств, столкнулись с чеченцами, едва ли вообще имевшими в своей истории государственную организацию и своими грозными воинскими качествами обязанными не государственному устройству, а специфическим этническим традициям. На улицах Грозного деморализованные призывные армии Вавилона под командованием не воинов, а придворных евнухов и коррумпированных чиновников, под образами богов, демонстративно от них отвернувшихся, потерпели новое поражение от племен, спустившихся с гор.
Чтобы найти исторические параллели триумфу столь, казалось бы, «неорганизованных», «примитивных» сил над современной европейской армией, следует обратиться к поражению итальянцев от эфиопов при Адуа[6], или испанцев от марокканцев при Анвале[7], или даже к победам краснокожих над британцами или американцами.
С одной стороны, конечно, это многое говорит о российской армии – ведь если сегодня она не превосходит итальянскую или испанскую армию вековой давности, то мировой военный порядок и в самом деле перевернулся с ног на голову. Но, с другой стороны, чеченская победа свидетельствует об экстраординарных воинских качествах и боевом духе, которые являются частью чеченской традиции, подвергшейся влиянию событий XX века.
Подчеркивая впечатляющую природу чеченской победы, следует также отметить небольшую численность самих чеченцев и вооруженных сил сепаратистов. Посчитаем: возможно, если не брать в расчет штурм Грозного российскими войсками в начале войны и чеченское контрнаступление в августе 1996 года, когда чеченские силы в Грозном и других местах могли составлять до 6 тысяч человек, численность боровшихся за независимость с чеченской стороны, согласно наиболее распространенной оценке, никогда не превышала 3 тысяч фактически действовавших единовременно бойцов – тогда как с российской стороны численность бойцов превосходила их, быть может, пятнадцатикратно. Конечно, общая численность чеченцев, которые сражались нерегулярно, была гораздо больше. Тем не менее в большинстве сражений федеральные силы имели куда более значительное численное преимущество, чем было у французов и американцев в Индокитае, у французов в Алжире или, кстати сказать, у советских сил в Афганистане. Более того, территория Чечни площадью примерно 6 тысяч квадратных миль (исключая Ингушетию) – это лишь небольшая часть площади перечисленных стран. Для сравнения можно представить, будто вся Вьетнамская война велась на территории провинции Хюэ[8] – и американские вооруженные силы всё равно потерпели поражение.
3
4
5
6
7
8