– Господи, – повторил Мэйтланд, пятясь, отступая на последнюю ступеньку. Он побледнел, словно мертвец.
– Доктора. Быстро, – приказал Себастьян.
Мэйтланд стоял, вцепившись в перила, глаза его были дикими и неподвижными.
– Черт побери! Сэр Генри, вы не могли бы… Себастьян повернулся на колене и увидел, что Лавджой стоит на ступеньке экипажа с искаженным от потрясения лицом.
– Милорд! – проговорил магистрат. – Что вы наделали?
– Что я наделал? – уточнил Себастьян.
Все еще цепляясь за перила, констебль Мэйтланд перевел расширенные от ужаса глаза с Симплота на магистрата.
– Он пырнул его, – вдруг закричал Мэйтланд. – Он заколол Симплота!
Себастьян уставился на человека, лежавшего у него на руках. Начал сеять холодный дождик, придавая темного блеска камням мостовой и усиливая серый налет на лице умирающего. Виконт повидал достаточно смертей и в Италии, и в Вест-Индии, и в Португалии, чтобы сразу узнать ее приметы. Этот человек умрет, и Себастьяна обвинят в его гибели, как уже обвинили в убийстве едва знакомой ему актриски из Уэст-Энда.
Он думал сначала, что это просто ошибка, обычная неприятность, с которой легко будет разобраться. Но теперь он понял, что все не так-то просто. Выпустив тело раненого, Себастьян выпрямился.
Брук-стрит, прежде пустынная, теперь гудела от быстрых шагов – двое парней из добровольческого кавалерийского полка «Иннз оф корт» в красном с желтыми нашивками, в белых камзолах и брюках, появились из-за угла Дэвис-стрит.
– Эй, вы! – крикнул сэр Генри Лавджой из открытых дверей экипажа, указывая дрожащей рукой на Себастьяна. – Задержите этого джентльмена! Констебль Мэйтланд, возьмите себя в руки!
Мотая головой, словно пытаясь привести мысли в порядок, мужчина неуклюже оттолкнулся от перил и бросился на Себастьяна. Тот остановил его хуком справа, заехав ему прямо в челюсть и швырнув ударом в оштукатуренную стену.
Дождь полил сильнее. Кто-то закричал. Шаги перешли в бег. Себастьян обернулся. Оценив расстояние до экипажа, он прыгнул и с такой силой приземлился на сиденье рядом с обалдевшим кучером, что старое ландо закачалось на своих истертых ремнях.
– Эй, эй! – крикнул кучер, выпучив красные похмельные глаза. Лицо у него было грубое, с седыми усами. – Вам тут сидеть нельзя!
– Тогда позвольте предложить вам сойти. – Схватив поводья, Себастьян выдернул кнут из вялых рук кучера и щелкнул кончиком над ушами гнедого. Старое ландо рвануло с места.
– О черт – ахнул кучер и спрыгнул на тротуар.
Себастьян бросил короткий взгляд через плечо. Добровольцы из «Иннз оф корт» остановились рядом с раненым констеблем. Но Мэйтланд с сосредоточенным, решительным лицом бежал следом за ландо, потрясая кулаками.
– Остановите карету! Этот человек убийца!
– Черт, – выругался Себастьян и шлепнул поводьями по бокам гнедого.
Не задерживаясь на углу, он свернул на Нью-Бонд-стрит, прошмыгнув между грузовым фургоном с широкими колесами и высокой двуколкой, которой правил толстяк в желтом плаще. Желтый натянул поводья, его конь встал на дыбы.
– Эй, вы! – услышал он вопль Мэйтланда. Обернувшись, он увидел, что констебль вскочил на высокое сиденье двуколки. – Отдайте поводья!
– Вы что, вы что! – заблеял Желтый Плащ.
– Слезай, – прорычал Мэйтланд, успокаивая всхрапывающую лошадь и спихивая возницу с сиденья.
Впереди с грохотом столкнулись повозки. Себастьян подобрал поводья, сузил глаза, всматриваясь в дождь и прикидывая расстояние между застрявшим ландо и запряженной осликом телегой, которая медленно грохотала по мостовой.
– Милорд! – крикнул сэр Генри Лавджой, по пояс высовываясь из окна ландо под дождь и колотя кулаком по старым стенкам. – Именем короля, я приказываю вам немедленно остановиться!
«Черт его побери», – подумал Себастьян. Он совсем забыл о магистрате.
– Голову уберите, – крикнул он, удостоив сэра Генри кратким взглядом.
– Я сказал, что требую… – Сэр Генри осекся, выкатив глаза, когда Себастьян проскочил в узкую щель, пройдя так близко, что один из висячих фонарей экипажа задел магистрата по шляпе.
– О господи, – простонал он.
Щелкнув поводьями, Себастьян резко свернул налево на Мэддокс-стрит, отчего карета опасно накренилась. За ними заорал и взбрыкнул осел, опрокинув свою тележку, и на мокрую мостовую посыпались пищащие, взъерошенные цыплята.
– Уберите с дороги эту чертову телегу! – верещал Мэйтланд.
Двуколка застыла, взмыленный конь фыркал и мотал головой, а констебль дергал поводья.