Такого выражения лица он у своего отца никогда не видел.
– Ради бога, Себастьян! Это же безумие. Если ты не хочешь покидать страну, то хотя бы стань невидимкой, пока все не кончится. Я найму лучших сыщиков с Боу-стрит. Они найдут настоящего убийцу. Лучше позаботься о своей безопасности!
Себастьян тихо рассмеялся и повернулся к окну.
– Боюсь, что лучшие сыщики уже заняты. – Он перебросил ногу через подоконник, затем обернулся, чтобы посмотреть в напряженное, обеспокоенное лицо отца. – Они уже здесь. Меня ищут.
Наутро над городом нависли низкие тяжелые тучи и похолодало, что предвещало снегопад до наступления вечера.
Подняв воротник, Себастьян пешком отправился в Сити, быстро шагая, чтобы согреться. У Тауэр-хилл он купил у старухи пакетик жареных каштанов, большую часть которых отдал стайке оборванных детишек, жавшихся неподалеку, притоптывая и прихлопывая, чтобы не замерзнуть. Он знал, что они всегда тут толпятся, эти полуголодные уличные дети, как и отчаявшиеся, рыдающие матери с умирающими младенцами на руках и бездомные, лишенные надежды старики и старухи. Но Себастьяну казалось, что он прежде по-настоящему их не замечал. Или просто никогда не жил среди них, одинокий, беззащитный и терзаемый такими же страхами, что и они.
– Похоже, ты ночью не спал, – сказал Пол Гибсон, когда молоденькая служанка хирурга проводила Себастьяна на кухню, где ирландец приканчивал собранный на скорую руку завтрак из овсянки и эля.
Себастьян провел ладонью по небритой щеке.
– Не спал.
Гибсон хмыкнул.
– Я тоже. – Он неловко перекинул деревянную ногу через скамью и встал. – Пошли посмотрим. Я нашел кое-что, что может тебя заинтересовать.
Следуя за приятелем по заросшей сорняками тропинке, Себастьян напоследок еще раз глотнул свежего холодного воздуха и пригнулся, чтобы войти в маленькую каменную пристройку, служившую Гибсону прозекторской. В ней висела какая-то сырость, которой он прежде не помнил, влажность, лишь усиливавшая ядовитую вонь смерти и разложения.
– Я целый час убил, отмывая ее от грязи, – сказал Гибсон, хромая к телу, что раскинулось, белое и холодное, на похожей на жертвенник плите. Себастьян порадовался, что хирург еще не приступил к настоящему вскрытию. – Раны на ее горле от обоюдоострого клинка, вероятно, это была трость с вкладной шпагой. Такие носят джентльмены.
Себастьян кивнул. У него самого была такая трость. И у Гендона тоже.
– Нанесены удары были вот так. – Гибсон взмахнул рукой в воздухе туда-обратно. – Твой убийца бил снова и снова. – Он опустил руку. – Наверняка все стены были в крови.
– Так говорят.
Себастьян смотрел на зверски изрубленную шею Рэйчел Йорк и вспоминал рассказ отца о том, что ему пришлось выбросить пропитавшийся кровью плащ. Кто бы ни совершил преступление, он ушел из церкви в крови от макушки до пят. Как и говорил Пьерпонт, ей чуть не отрезали голову.
«Но вот откуда француз это знает?» – думал Себастьян.
– По ранам понятно, что удары наносились как справа налево, – продолжал Гибсон, – так и слева направо. Но если присмотреться повнимательнее, то ты увидишь, что раны, идущие слева направо, длиннее и глубже, что говорит нам о том, что мужчина был правша.
– И довольно силен?
Гибсон пожал плечами.
– Рэйчел – девушка невысокая и хрупкая. Любой мало-мальски крепкий мужчина мог ее одолеть, хотя она и сопротивлялась. Она отчаянно боролась за жизнь. – С заметной нежностью он поднял бледную руку. – Посмотри, как сломаны ногти, даже вырваны. Здесь и вот здесь. Более того, я нашел под двумя оставшимися на правой руке ногтями следы кожи.
Себастьян поднял удивленный взгляд.
– То есть она его оцарапала?
– Я бы сказал, да. Но, думаю, это было до того, как он взялся за нож. На ее руках нет порезов.
Себастьян перебрал в уме всех мужчин, с которыми он говорил, – ни у кого не было царапин, по крайней мере на видном месте.
– Наверное, она оцарапала его, когда он насиловал ее.
– Боюсь, нет. – Пол Гибсон опустил руку Рэйчел на камень. – Ее изнасиловали после смерти. Не раньше.
– Что? Как ты можешь это утверждать?
Ирландец склонился над телом.
– Посмотри на синяки на ее запястьях и локтях, они получены во время борьбы. Но на ногах нет и следа царапин или кровоподтеков. Если бы он раздвигал ей ноги силой, держал ее, то они были бы. Также нет никаких повреждений ее половых органов – только легкая потертость внутри, которая могла быть получена уже после смерти.
Он повернулся взять неглубокую эмалированную кювету с длинного низенького столика, стоявшего под маленьким витражным окошком.
– Но вот самое красноречивое доказательство, – сказал он, и Себастьян увидел обрывок атласа, настолько пропитанного кровью, что первоначальный его цвет определить было совершенно невозможно.