Он упал на грязную мостовую, перекатился, вскочил и бросился бежать, оступаясь в вонючей жиже из гнилых капустных листьев, прелой соломы и навоза. Впереди под сломанной аркой старых конюшен открывался выход на боковой переулок, где народу было довольно мало. Наконец появилась возможность убраться подальше от работного дома, Мэйтланда и патрульных. Откуда-то у него за спиной послышался крик, затем другой, и снова забил набат. Себастьян пригнулся, чтобы спрятать лицо от дождя, и пошел восвояси, как просто еще один мокрый, оборванный, грязный мужчина, ничем не примечательный, кроме роста и крепкого сложения.
ГЛАВА 49
Джорджио Донателли спешил домой под послеполуденным дождем, держа под мышкой покупки. Нырнув под навес крыльца, он стал искать ключи. Себастьян неслышно подошел сзади.
– Давайте я помогу, – сказал Девлин, протянув руку, чтобы толкнуть дверь. Итальянец замер.
– Матерь Божья, – прошептал Донателли, выронив хлеб. – Опять вы.
Себастьян поймал буханку прежде, чем та упала на порог, и широко улыбнулся художнику.
– Давайте-ка немного поговорим, ладно?
– Вы не сказали мне, что были с Рэйчел любовниками, – начал Себастьян.
Донателли сел перед камином в гостиной в старое, вытертое кресло, обтянутое гобеленовой тканью. Темные кудри закрывали ему лицо. Он медленно поднял голову, на скулах заиграли желваки.
– Я знаю вашу страну. Знаю, как вы, англичане, относитесь к иностранцам.
Себастьян стоял в дальнем конце комнаты, прислонившись к стене и скрестив руки на груди. Ему тоже была известна надменность его нации, ее страхи и готовность осудить все чужеземное, даже не попытавшись вникнуть в суть дела. Если бы в полиции узнали, что Донателли – любовник Рэйчел, итальянца арестовали бы, невзирая на все указывавшие на виконта улики.
– Я слышал, что Рэйчел собиралась покинуть Лондон, – сказал Себастьян. – Вы об этом догадывались?
Донателли вскочил, глаза его пылали.
– Что вы хотите сказать? Что она намеревалась бросить меня? Что я из-за этого в порыве ревности убил ее? Матерь Божья! Она же носила моего ребенка!
Себастьян крепко держал себя в руках.
– Значит, вы намеревались уехать вдвоем? Да? Но зачем? После многих лет упорного труда вы наконец добились такого количества заказов, что едва справляетесь с их наплывом, а Рэйчел ждала многообещающая карьера на лондонской сцене. Так почему же вы решили все бросить и уехать?
Донателли подошел к камину, положив руку на каминную полку и глядя в огонь. После минутного молчания он испустил долгий вздох, словно изгонял с ним из себя всю свою ярость.
– Мы собирались в Италию. В Рим… Рэйчел чего-то опасалась. Не знаю, чего именно. Она не сказала мне. Считала, что лучше мне не знать.
– Но вам было известно, что она передавала информацию, которую выуживала из своих любовников, французам через Пьерпонта.
Донателли кивнул, презрительно скривившись.
– Просто удивляешься, сколько важных сведений способны выболтать мужчины в попытке произвести впечатление на красивую женщину.
Себастьян смотрел на чеканный профиль итальянца. Удивительно, с какой язвительностью художник обсуждает флирт своей любимой женщины с другими мужчинами, а возможно, и попытки заманить их в постель для выуживания информации.
– Для вас не секрет, что она украла у Пьерпонта некие документы?
Донателли кивнул, по-прежнему не сводя взгляда с пламени.
– Да простит меня Бог, я сам помогал ей. В прошлую субботу, когда Пьерпонта не было в городе, я отвлек дворецкого, а она в это время проникла в библиотеку. Она знала, где он держит документы – в тайнике в каминной полке. Он и для нее такой же тайник устроил в ее комнатах на Дорсет-корт.
– Сколько в точности документов она украла?
Донателли пожал плечами.
– Я заметил среди них только конверт с пятью-шестью письмами лорда Фредерика, но это не все. Она намеревалась поговорить с тремя или четырьмя людьми. Точно не знаю, в этом я не участвовал. Я пытался убедить ее, что это опасно, что это почти шантаж. Но она сказала, что все не так и люди, которым она продаст эти документы, будут рады их получить. – Голос его упал до болезненного шепота. – Я боялся, что случится нечто в этом роде.