— Он явно ошибся.
— Можно бы и так подумать. Только он ваш горячий поклонник, этот самый мистер Тоуро, — продолжал Себастьян, дружелюбно улыбаясь и усаживаясь без приглашения на диванчик с высокой спинкой, обитый парчой винно-красного цвета. — Он сказал, что за пять лет не пропустил ни одного спектакля с вашим участием. И, как я понял, Рэйчел была одной из лучших его покупательниц, ну, вы понимаете? И конечно, когда он на другой день прочел о том, что с ней случилось, он сразу вспомнил об этом происшествии. Хотя, спешу вас заверить, я не собираюсь рассказывать полиции об этой ссоре или о том, как вы схватили Рэйчел за руку и угрожали убить ее.
Гордон стоял посреди своей богато украшенной, винно-красной и кружевной гостиной, задумчиво прищурившись, словно раздумывая, что ответить кузену Рэйчел, мистеру Саймону Тэйлору.
— Я никогда ничего подобного не делал.
— Вы правы. Я преувеличил. По словам мистера Тоуро, ваша фраза звучала так: «Я душу из тебя вытрясу».
Актер на мгновение замолк, явно прикидывая, продолжать отрицать факт встречи или выдать Себастьяну какую-нибудь краткую подправленную версию события. И второй вариант победил.
— Рэйчел задолжала мне, — сказал он, отворачиваясь, чтобы налить себе бренди в один из стоявших на подносе тяжелых бокалов с золотой полоской — прямо реквизит для спектакля «Арабские ночи». — Когда она начинала карьеру в театре, ей требовались средства, и я давал ей все для того, чтобы приодеться и так далее. Она всегда знала, что это не даром.
— Уверен, что вы были более чем щедры к ней. — Улыбка Себастьяна стала жесткой.
Гордон сдвинул брови, приняв преувеличенно грозный вид. Все в нем чересчур, подумал Себастьян. От пышного винно-красного и золотого убранства его гостиной до зычного голоса и театральных жестов. Одно из последствий постоянной игры на огромную аудиторию, взирающую с расстояния на сцену.
— Она воспользовалась этими одеждами, чтобы запустить свои жадные коготки в другого человека и покинуть меня, — изрек актер, широко взмахнув рукой с бокалом бренди. — И чего вы ждали? Что я просто так возьму и позабуду об том?
— Похоже, что вы позабыли и лучшую часть этих двух лет.
Гордон пожал плечами.
— У мужчин есть свои расходы.
Себастьян смотрел на впалые щеки актера, на его мрачные, озабоченные глаза. Такой взгляд часто встречался в игорных притонах и клубах Лондона — затравленный взгляд сильно проигравшегося человека.
— Что вас затянуло? Фараон?
Полные губы актера искривила улыбка.
— Вообще-то карты — это мой способ забыться.
Себастьян задумчиво рассматривал его. Долги могут заставить решиться на отчаянный шаг. А человек, потерявший над собой контроль, становится опасным.
— Говорят, вы скоры на расправу, — сказал Себастьян, — когда дело доходит до женщин.
Гордон допил бренди, опрокинув стакан одним отработанным движением кисти. Затем, все еще держа бокал с золотым ободком, наставил палец на Себастьяна.
— Женщины любят сильных мужчин, которые умеют поставить их на место. И никогда не позволяйте переубедить себя в этом.
Себастьян кивнул, словно соглашаясь.
— Человека с тяжелой рукой может порой и занести. Начнет учить женщину уму-разуму, да и зайдет слишком далеко.
Гордон со стуком поставил стакан на столик. Ноздри его затрепетали.
— Вы что это такое сказать хотите? Что я убил Рэйчел? Вы что, за дурака меня держите? Рэйчел задолжала мне деньги. Когда я увидел ее во вторник, она клятвенно заверила меня, что в среду в полдень она их мне достанет. — Он провел рукой по темным волосам, широко растопырив пальцы. Голос его вдруг упал почти до шепота. — А от мертвой женщины денег не получишь. Себастьян вспомнил, что Кэт ему рассказывала о молодом человеке, который заходил в комнаты Рэйчел утром в среду. Хью Гордону было за тридцать, но женщина восьмидесяти лет вполне могла назвать его молодым человеком.
— Я в этом не очень уверен, — сказал Себастьян. — Если вы знали, что у нее есть деньги и она не желает платить долги, вы всегда могли прийти к ней домой и забрать долг самолично. После ее смерти.
Гордон опустил руку.
— Господи. Теперь я еще и вор в придачу к убийству?
Себастьян не сводил с него взгляда.
— Где вы были во вторник вечером?
— Здесь. Дома. Учил роль.
— Один?
— Мне лучше работается в одиночестве. — Актер снова бросил взгляд на часы на каминной полке. — Слушайте, у меня спектакль в семь начинается. Мы только вчера открылись, и я должен…
— Успокойтесь. — Себастьян медленно, многозначительно улыбнулся. — Времени у вас достаточно.
Гордон пристально посмотрел на Себастьяна.
— Вы ведь никакой не кузен Рэйчел, верно? — Брови его сдвинулись. — Кто вы такой? Вы от тех легавых из конторы на Боу-стрит?
Себастьян улыбнулся.
— Вроде того.
В каком-то смысле это было так. Он действительно бегал от легавых из конторы на Боу-стрит.
Гордон шагнул отдернуть шторы, задвинутые из-за холода.
— Рэйчел была необычной женщиной, — внезапно сказал он, не отпуская тяжелой ткани, словно ему трудно было выразить свои мысли словами. — Она мало чего на свете боялась. Как-то она сказала мне, что страх делает человека уязвимым. Но в последнее время я стал замечать, что она сделалась какой-то нервной, беспокойной, словно над ее головой сгущались тучи и она не знала толком, как выйти из этого положения.
Себастьян смотрел на актера. Тот отвернулся от окна.
— Из какого положения?
— Честно говоря, я уж начал предполагать, что Рэйчел передает какую-то информацию тому французу.
— Французу? — Уж чего Себастьян меньше всего ожидал, так это подобного поворота. — С чего вы так решили?
— Да посмотрите на мужчин, которых она выбирала. — Хью Гордон сложил руки, как Моисей, проповедующий толпе, и Себастьян понял, что эта подчеркнутая откровенность — игра, что эту информацию — правдивую или нет — Хью Гордон выдает ему нарочно, возможно, чтобы отвести от себя подозрения. — Обычно у женщин есть своя система. Одни охотятся за мужчинами с деньгами, другие любят хорошеньких мальчиков, денди и щеголей, а третьи сходят с ума от титулованных особ. А Рэйчел выбирала мужчин, так или иначе связанных с Министерством иностранных дел, как сэр Альберт. Или очень близких к королю, ироде лорда Граймса. А как-то раз она поймала в свои сети даже адмирала, адмирала Уорта. Себастьян слышал, как о нем вместе с сэром Альбертом и лордом Граймсом шептались па улицах. Прокрутив в голове эти имена, он понял, что знатные любовники Рэйчел Йорк сходились в одном — они обладали информацией, которая может оказаться весьма опасной, попади она не в те руки.
— Вы не скрывали, что разделяете республиканские убеждения Рэйчел, — сказал Себастьян. — А к вам французы никогда не подъезжали?
Он ожидал гневных отрицаний, патриотической риторики. Но Гордон спокойно выдержал вопросительный взгляд Себастьяна и просто ответил:
— Сколько бы я ни жаждал перемен в этом государстве, я все же англичанин и никогда не предам свою страну.
— Но Рэйчел, по вашей мысли, могла?
Гордон дернул плечом.
— В ней было слишком много злости и ненависти. Все из-за того, как с ней обходилась жизнь и что происходило с другими людьми рядом с ней. Она один день в неделю добровольно служила в приюте Сент-Джуд. Вы знали об этом? И часто говорила, что, хотя Наполеон и предал революцию, французам все равно живется лучше, чем большинству народа здесь.
Себастьян смотрел на красивое лицо актера. Хью Гордон зарабатывал себе на жизнь, заставляя людей поверить в вымысел. Себастьян ни на секунду не забывал об этом. Но, несмотря на всю театральность, в его словах все же сквозили искренность и та ужасная правдивость, что вдруг проявляется, когда непрошеная истина вырывается наружу.