Скорпиус думал, что его отец преувеличивал, говоря о мучениях, которые ему придется пережить. В глубине души он предполагал: может, отец просто не был таким сильным, как он? Ему однозначно будет проще пройти через изменения. Но Скорпиус ошибался. Боль, которую он испытывал, была столь же мучительна, как от укуса ядовитой змеи. Кости будто ломались внутри его, заливая все существо Скорпиуса обжигающим жаром, от которого не было спасения.
Когда ноги его стали удлиняться, он громко застонал и прикусил до крови язык. Он был уверен, что будет выше своего отца, если сейчас уже почти сравнялся с ним в росте. Скорпиус дернулся, ощутив, как прохладные руки эльфа снимают с него одежду.
— Мне жаль, хозяин Скорпиус, — тихо извинилась она, — но эта одежда вам больше не по размеру. Мистер Малфой сказал, чтобы я раздела вас без использования магии, так как это может помешать изменениям.
Скорпиус хотел было поблагодарить маленькое существо, но не смог произнести ни слова. Он испытал великое облегчение, когда плотная ткань перестала соприкасаться с его зудящей плотью. Он чувствовал, как кожа его рвется, мышцы растут и растягиваются. Мерлин, сколько еще будет продолжаться эта пытка?
Скорпиус закричал, когда над ногтями стали прорезаться когти, и полоснул ими по постельному белью. Он чувствовал, как кровь стекает по пальцам, и еще крепче вцепился в простынь. Теперь когти будут появляться каждый раз, когда он разозлится. Сейчас надо было попытаться расслабиться, чтобы дать им исчезнуть. Но это не сработало: руки болели так, что ни на что другое невозможно было отвлечься. Он чувствовал биение собственного сердца на кончике каждого пальца.
Скорпиус застонал и перевернулся на живот, почувствовав боль в районе лопаток. Он пытался подготовиться к новому всплеску, зная, что в считанные минуты начнут прорастать крылья. Отец говорил, что будет больно только первые несколько раз, пока его тело не привыкнет к трансформации.
Слезы щипали глаза, когда крылья вырвались из его измученного тела и раскинулись над истерзанной постелью. Скорпиус пытался думать о своем партнере, единственном и неповторимом, когда боль грозила захлестнуть его с головой. Гермиона была той, ради которой он существовал, и он сможет пройти через все эти муки ради нее. Когда все это закончится, она станет его. Навсегда.
Скорпиус открыл глаза и протянул дрожащую руку к одному из крыльев. Он не мог поверить, что они принадлежат ему, что они — часть его. Они не были похожи на крылья отца — те были длинные, темно-серые, почти черные, а на концах серебристые. Крылья Скорпиуса же были короче и полностью серебристо-серые. Он слегка взмахнул ими, проверяя мышцы, которые будут участвовать в полете. Ему определенно понадобится время, чтобы привыкнуть к ним. Скорпиус надеялся, что крылья не станут появляться на публике, и он не станет трансформироваться вейлу на глазах у бедных, ничего не подозревающих людей. Надо будет научиться это контролировать.
По словам Драко он будет очень чувствителен в течение первых шести месяцев, особенно, когда дело будет касаться его партнера. Но так же он заметил, что раз Скорпиус собирался скрепить с Гермионой связь сразу после трансформации, тяжелый период привыкания он перенесет легче. Его настроение не будет резко меняться, потому что у него будет она, чтобы помочь.
Скорпиус прижал ночную сорочку Гермионы к груди и сделал глубокий вдох, ощущая ее сладкий аромат, когда новая волна боли охватила его тело. Когда все это закончится, он немедленно пойдет к ней. Он почувствовал, как клыки его удлиняются при мысли об ее приятном, нежном теле, и как рот наполняется слюной.
Он потянулся, как кошка, и кровь бросилась ему в пах, когда он подумал о том, как будет ставить метки на ее теле. Член пульсировал, возбуждение возрастало. Он не мог дождаться, как погрузится в ее тело, чтобы остаться там навсегда. Хотя такое, разумеется, невозможно. Но невозможность не мешала Скорпиусу этого хотеть.
Нельзя забывать об осторожности. Он станет намного сильнее после того, как изменения закончатся — и он не хочет причинить Гермионе боль. Еще Скорпиус боялся ее напугать. Ему было больно думать, что с его отцом ей будет лучше, чем с ним. Он не мог понять, почему она не чувствовала того же, что он, почему не видела, как он любит ее, как заботится о ней. Он проведет остаток своих дней, доказывая ей свою любовь, будет стараться занять место в ее сердце. Он чувствовал себя плохо оттого, что поступал так неразумно.
Скорпиус знал, что у отца был план по завоеванию сердца Гермионы. Но сам он был не в состоянии строить каких-либо планов. Он чувствовал, что не может больше ждать. Его порывы в течение года становились все сильнее, и он знал: после того, как повзрослеет, он не сможет удержать свою вейлосущность от глупого и необдуманного поступка. Он привел Гермиону в Мэнор на праздники.
Внутренне Скорпиус проклинал себя за то, что не смог расположить ее к себе. Совсем. Единственное, чего он добился — помог выстроить стену непонимания между ними. Скорпиус знал, что Гермиона не согласится, чтобы он ставил на ней метки, не захочет отдать ему себя. Что ж, в таком случае на помощь придет магия вейлы.
Боль начала отступать, и Скорпиус вздохнул с облегчением, когда части его тела перестало выкручивать. Ему захотелось встать и подойти к зеркалу, чтобы увидеть, каким он стал, но он все-таки решил сделать это позже. А прямо сейчас его ждала Гермиона. Ему следовало бы принять ванну, но и это может потерпеть.
Скорпиус хотел закрепить связь с Гермионой. Убрав длинную челку с лица, он целенаправленно направился к двери.
Он не собирался больше ждать.
========== Глава 15 ==========
Гермиона долго ворочалась в постели. Ей потребовалось много времени, чтобы, наконец, заснуть — не давали покоя мысли о том, что произойдет завтра. Завтра ее связь с Скорпиусом должна была быть «узаконена». Она знала: если не согласиться добровольно, то вейлы заставят ее, с их магией это не составит большого труда.
Не было ничего, что помогло бы ей избежать завтрашнего дня, и Гермиона это прекрасно понимала. Но она не была бы собой, если бы все тщательно не анализировала.
По правде говоря, Гермиона боялась. Боялась вступать в интимные отношения с обоими. Рон всегда был ее единственным мужчиной, и она не знала, как вести себя с Малфоями. Гермиона по-прежнему любила своего мужа. Может, она и испытывала некую привязанность к Драко, но не к Скорпиусу: для нее он был не более чем обычным ребенком. Это заставляло Гермиону чувствовать себя какой-то извращенкой, хоть она и оказалась в таком положении не по собственной воле.
Еще одной причиной для беспокойства была беременность, потому что этого, черт возьми, было не избежать. В книге говорилось, что ритуал спаривания почти всегда приводит к беременности. Гермиона не была уверена, что готова становиться матерью в третий раз. Она любила своих детей, любила быть матерью, но не знала, сможет ли снова пройти через все это.
Она даже никогда не задумывалась, сколько детей она хочет. Они с Роном не обсуждали их количество. Неужели Малфои планируют, что она родит от каждого из них?
Гермиона знала, что волшебный мир отличался от маггловского, когда дело касалось таких вещей. Маги живут гораздо дольше магглов, их старение проходит медленнее, так что разница в возрасте в этом мире не столь важна. К примеру, в свои «чуть за тридцать» Гермиона выглядела на двадцать. Кроме того, если верить информации из книги о вейлах, Драко остановит свое и ее старение, пока Скорпиус не достигнет их возраста. Тогда они все встанут на одну ступень. Гермиона не могла поверить, что в будущем ее детям будет столько же лет, сколько и ей.
От всех этих мыслей у нее закружилась голова, пришлось прибегнуть к успокаивающему снадобью, чтобы, наконец, провалиться в сон. Завтра Гермионе предстоял трудный день.
*
Скорпиус снял охранные чары с дверей своей спальни и вышел в коридор. Он втянул воздух, уловив сладкий аромат Гермионы, которым в этой части замка было пропитано абсолютно все, даже стены. Член болезненно напрягся, когда Скорпиус начал ломать защиту, наложенную на дверь ее спальни. Руки дрожали.