Выбрать главу

По этому пути в свое время пошли многие русские писатели прошлого столетия. Один из них — Гоголь, писавший в первой части «Мертвых душ»: «Очень сомнительно, чтобы избранный нами герой понравился читателям… Весьма многие дамы, отворотившись, скажут:,Фи, такой гадкий!” Увы! все это известно автору, и при всем том он не может взять в герои добродетельного человека… Потому что пора наконец дать отдых бедному добродетельному человеку, потому что праздно вращается на устах слово „добродетельный человек”; потому что обратили в лошадь добродетельного человека, и нет писателя, который бы не ездил на нем, понукая и кнутом и всем чем попало; потому что изморили добродетельного человека до того, что теперь нет на нем и тени добродетели, а остались только ребра да кожа вместо тела; потому что лицемерно призывают добродетельного человека; потому что не уважают добродетельного человека. Нет, пора наконец припрячь и подлеца…»

По этому пути хотелось бы пойти и в нашем — читательском — случае.

Есть и еще один довод в пользу того, что разобраться с семейством Загорецких — Очумеловых все-таки стоит. Классики дружно свидетельствуют, что его роль в жизни и литературе далеко выходит за рамки бытового конформизма, поисков личной выгоды и благополучия. Хамелеонство (а для исследования этого феномена русская литература целенаправленно потратила не менее ста лет) стало для многих жизненной позицией, формой существования. А это не только страшно само по себе, но и чревато далеко идущими общественными последствиями. Угодничество, идейное и нравственное примиренчество, чинопочитание, благонамеренность, социальная и духовная бескостность, равнодушие, вся атмосфера «умеренности и аккуратность" — та питательная почва, на которой произрастают злые цветы политического бесправия, начальственной вседозволенности, унижения личности, бюрократизма, бездумного администрирования. Что, разве все это осталось в том веке, не сказалось на самочувствии прошедшего сквозь революцию народа и не докатилось, безобразно приумножившись, до наших дней? Нет, нет и нет!

Вот тому несколько подтверждений.

Начало нашего века. Сложная политическая и духовная обстановка в стране. Борьба партий, мнений, жизненных позиций. И такие оценки: «Молчалины демократии», «…традиционная молчалинская мудрость либералов — проповедовать сдержанность», «…продолжение существования Думы вовсе не зависит от вежливости, осторожности, бережливости, дипломатичности, тактичности, молчаливости и прочих молчалинских добродетелей», «балалайкинско-молчалинское преуспеяние», «Балалайкины российского либерализма», «либеральный Балалайкин», «Балалайкин-Троцкий», «земский Балалайкин», «редакционный Балалайкин», «Балалайкины буржуазного либерализма». И еще: «…верхи мелкобуржуазных политиков несомненно заражены… кадетским духом предательства, молчалинства и самодовольства умеренных и аккуратных мещан или чиновников». И последнее: «Копните либерального российского буржуа, скажем мы, и найдете одетого в новенький мундир урядника.» Все эти оценки принадлежат усерднейшему почитателю русской классики, усмотревшему в писательских открытиях глубокие общественные язвы, — В. И, Ленину.

Иное свидетельство. 1924 год. Выходит в свет повесть А. Н. Толстого «Похождения Невзорова, или Ибикус». Семен Иванович Невзоров — прямой наследник Загорецкого — пережил трудные времена: революция, гражданская война, разруха, бандиты, анархисты, монархисты, эмигранты; мотало его по городам и весям России и Украины, забросило в Турцию. Он был скромным чиновником, служившим «без прогулов, добросовестно, как природный петербуржец», затем стал казначеем в банде атамана Ангела, осведомителем белой контрразведки, затем — сутенером и распорядителем тараканьих бегов. Прозябал, преуспевал, разорялся, вновь вставал на ноги и сказочно богател. Назывался то Семеном Невзоровым, то графом де Незором, то С. И. Невзоровым, артистом Государственных театров, то греческим подданным Семилапидом Навзараки, то, покинув родину и очутившись на гребне удачи, «наполовину более не считал себя русским», то, купаясь в лучах славы и капитала, мысленно видел себя «императором Ибикусом Первым». Всё и всех пережил и перехитрил?