— Ух, какой ты все же! — с вовсе ненаигранной злостью прошипела мама поспешно захлопывая дверь в спальню.
Звонок гремел на всю квартиру, похоже гость был настолько уверен, что в этом доме все ему непременно будут рады, что даже не собирался отпускать кнопку, хотя бы из вежливости и деликатности, ну или из жалости к вполне могущим оглохнуть от этого трезвона хозяевам. Никита нетерпеливо скакал возле закрытой на массивный замок с тяжелым железным засовом двери. Если бы только у него хватило сил самому сдвинуть собачку он давно уже впустил бы гостя в дом, но пока об этом не приходилось даже мечтать, видно мало каши ел, слаб еще в коленках. А папа как назло еле идет, переваливая на каждом шагу из стороны в сторону тяжелый отвисающий вперед живот. "Ну быстрее, быстрее же!" — мысленно торопил его Никита вертясь перед дверью и не находя себе места от нетерпения.
Наконец папа все же добрался до входной двери и уже заранее расплываясь в радостной улыбке нажал на собачку замка отодвигая в сторону засов, а другой рукой распахивая настежь дверь. Сам он при этом предусмотрительно отошел в сторону. И вовремя потому что в следующую секунду в квартиру ворвался самый настоящий ураган. Вихрем мелькнули горящие золотом пуговицы со звездами, пускающая солнечные блики пряжка широкого офицерского ремня, погоны с одним просветом и форсистая фуражка с невероятно огромными полями. Никита подхваченный центробежной силой этого затянутого в серое шинельное сукно смерча радостно визжа от подступившей к горлу сладкой жути несколько раз взлетел к самому потолку, после чего был усажен прямо на мамину гордость, покрытую кружевной салфеткой полированную тумбочку для обуви.
А высокий статный офицер уже обнимался с отцом, облапив его крепкой медвежьей хваткой и гулко хлопая по спине огромными ладонями.
— Ну здоров, братишка, здоров… — кряхтел тяжело отдуваясь папа.
— Здоровей видал, на жопу не падал! — грохотал заразительным смехом офицер.
— Нет такого слова «жопа», дядя Витя! — силясь вновь обратить на себя внимание, наставительно пискнул в полном упоении болтающий ногами на тумбочке Никита.
— Как так нет? Жопа есть, а слова нет? — всплеснув руками удивился офицер, задорно ему подмигивая.
— Но-но, братишка, не развращай мне единственного отпрыска, — шутливо погрозил пальцем офицеру отец.
— Понял, старшуй! Есть не развращать единственного отпрыска! — вытянулся во фрунт офицер, с деланной серьезностью козыряя, улыбающемуся хозяину квартиры, и развернувшись к Никите сурово сдвинул брови: — Понял, рядовой? Верховное командование подтверждает, нет такого слова. Ты был прав, а я ошибался, беру свои слова обратно с извинениями!
— О чем это вы тут? — мелодично пропела возникая в коридоре разодетая как на праздник мама. — Не успел гость приехать, как вы его уже извиняться за что-то заставляете?
— Мадам, Вы как всегда ослепительны, — галантно подхватывая ее протянутую руку и поднося к губам, раскланялся офицер. — Вы даже не представляете каким несчастным я был весь этот год. Лишенный возможности лицезреть Вас, я просто медленно умирал, и лишь сейчас воскресаю к новой жизни.
Впрочем Никита со своего места отчетливо видел, что офицер вовсе не целовал маминой руки, а лишь чмокнул губами воздух на солидном удалении от нее. Да и папа смотрел на младшего брата с добродушной улыбкой, отлично понимая, что сейчас он лишь дурачиться от переполняющей его молодой энергии, радостно бьющей ключом жизни и задора. Зато мама при его словах едва заметно вздрогнула и по-девчоночьи заалела щеками, что было видно даже не смотря на толстый слой вечернего макияжа лежащий на лице. Глаза ее при этом виновато бегали по сторонам, не находя себе места и каждый раз скользя вдоль поджарой, гибкой фигуры офицера подозрительно влажнели, наполняясь незнакомым масляным блеском. Папа ничего этого не замечал, Никита же видел все, и эти происходящие всякий раз с мамой перемены будили в нем неосознанное смутное чувство тревоги. Он не умел еще объяснить их себе, но интуитивно чувствовал, что в этом неловком, непохожем на всегдашнее, мамином поведении кроется что-то стыдное, что-то непозволительное, а возможно и гадкое. Дядя Витя тоже замечал, что с мамой что-то не так, Никита часто ловил тот момент, когда он мгновенно хмурился, мрачнел, каменея скулами, спеша отвести взгляд от лучащихся влажным светом маминых глаз, а потом преувеличенно бодро, наигранно улыбался, шутил, балагурил, старательно избегая еще одной встречи с ее взглядом, сосредотачивая все внимание на брате и племяннике.
Вот и сейчас шутовски обыграв галантный поцелуй руки прекрасной дамы и произнеся куртуазный комплимент, он поспешил вновь развернуться к мужской части семьи Севастьяновых.
— Ну, брат, давай, приглашай гостя в хоромы. Или так и будешь держать в прихожей.
— Может, хотя бы сбрую свою для начала снимешь? — добродушно ухмыльнулся папа. — Или гусары в гостях не раздеваются и не слезают с коней?
— Есть, товарищ командующий! — вновь шутливо козырнул офицер. — Приступаю к разоблачению. Эй, малой, — крепкая мозолистая ладонь, нежно проехалась по Никиткиной голове, ероша ему волосы. — А ну, отвечай, расстегай это рыба, или мясо?
Никита даже отдаленно не представлял себе, что это за загадочный зверь расстегай, потому лишь захлопал васильковыми глазами, влюблено глядя в притворно нахмуренное дядькино лицо.
— Расстегай, это пирожок такой, — немедленно пришла на помощь мама.
— Роковое заблуждение! — сурово отрезал офицер, одну за другой раздергивая блестящие пуговицы на шинели. — Расстегай — это команда! Вот так примерно. Рассте-гай!
С этими словами последняя пуговица оказалась расстегнута и серые полы шинели взметнулись как крылья, открывая зеленый мундир украшенный многочисленными значками. Никита тотчас же уставился на них с неприкрытым мальчишеским вожделением, и хотя знал он доподлинно, что среди этих блестящих побрякушек не было настоящих боевых наград, но все равно впечатление они производили весьма сильное. Он так и сидел бы с открытым ртом во все глаза рассматривая офицерскую классность, значок парашютиста и училищный ромбик, если бы дело не дошло наконец, до самого интересного. С заговорщицким видом отперев свой дорожный чемодан, приоткрыв его всего на ладонь и заглядывая в узкую щелочку дядя Витя объявил:
— Ну, желающие получить гостинцы, становись!
Севастьяновы послушно изобразили радостную суету, выстраиваясь по ранжиру. Впрочем и изображать особо ничего не пришлось. Сколько Никита помнил дядины приезды, без подарков не оставался никто, причем были эти подарки, как правило, дорогими и необычными, уж что-что, а удивить и порадовать единственных родственников младший брат Никиткиного отца всегда умел. Дядя Витя меж тем тянул время, копался на ощупь в недрах чемодана, делая вид, что никак не может нащупать необходимое.
— Ну, как настоящие гусары, начнем конечно же с нашей единственной дамы. Вот!
Мама удивленно охнула и буквально выхватила из протянутой руки офицера строго вида черную коробку с золотой надписью иностранными буквами на крышке.
— Косметический набор из самого стольного города Парижу, — важно объявил довольный такой реакцией дядя Витя.
— Один знакомый дипломат по случаю подарил, в благодарность за помощь против империалистических агрессоров, — добавил он заговорщицким шепотом склонившись в сторону мужчин и прикрывая рот ладонью.
Старался он абсолютно зря, потому что мама все равно бы его сейчас не услышала, совершенно поглощенная созерцанием содержимого коробочки, состоявшего из множества секций заполненных разноцветной тушью, краской, или что там у них, у женщин, еще используется для создания неземной красоты.
— Ну ладно, — широко улыбнулся меж тем дядя Витя. — Раз мы надежно вывели из строя хозяйку, то подарок для хозяина. Контрабандный товар. В Союзе не достанешь ни за какие деньги. Але оп!
Жестом фокусника он извлек из чемодана огромную квадратную бутыль полную золотистой маслянисто отсверкивающей на солнце жидкостью. На этикетке тоже незнакомые иностранные буквы.
— Да ну? Не может быть! — папа аж задохнулся от удивления, бережно принимая в руки бутыль, словно новорожденного младенца.