– Да оставлю я, не переживай, – тихо хмыкаю. – Откуда я могла знать, что у вас с этим так все строго…
– Извини, хозяйка. Я забыл, что ты совсем пока не ведающая… – пыхтит сущность и заискивающе тянет, видимо боясь, что я, рассердившись, не оставлю лакомство. – А хочешь, я тебе что-то интересное расскажу?
– Что ты мне можешь рассказать? – искренне удивляюсь, вновь кидая обеспокоенный взгляд на окно. Где же он так долго?
– Могу рассказать тебе о той, кого вы все ищите, – едва слышно произносит дух, словно опасаясь, что нас могут подслушать.
– О Параскевье? – от удивления поперхнувшись напитком, отставляю чашку. – Что ты можешь мне о ней рассказать?
– Кое-что могу… – интригующе отвечает домовой.
Глава 22
– О Параскевье? – от удивления поперхнувшись напитком, отставляю чашку. – Что ты можешь мне о ней рассказать?
– Кое-что могу… – интригующе отвечает домовой.
– И что же? – скептически выгибаю бровь. Я хоть и знаю, что дух меня видеть не способен, но от недоверчивой гримасы удержатся не в силах. Очень уж эта ведьма всем головы морочить мастерица, а тут домовой, оказывается, помочь может. Почему тогда остальные не додумались расспросить этот кладезь полезной информации?
– Мы, духи, способны много чего слышать, – пыхтит где-то за спиной мой собеседник. – Вам, людям, недоступны сии умения. А мы ходим по обе стороны бытия, иначе как, по-твоему, нам прятаться от чужих очей?
– А та сторона – это что? – от волнения мой голос слегка подрагивает.
– Та сторона – это грань между явью и навью, – тихо отвечает домовой. – Туда нет доступа живым. Разве что во сне...
–- Подожди! – взволнованно восклицаю и, забыв, начинаю поворачиваться. Дух возмущенно шипит, и я, вспомнив, возвращаюсь на место. – Что такое эти навь и явь?
– Явь – это жизнь, это настоящее, ведьмочка, - начинает объяснять домовенок. – Отсюда пришло – наяву, явиться, явный... Это – то, что мы видим, чувствуем, где существуем… А навь… – от зловещего тона собеседника у меня ползут по спине мурашки. – Навь – это мир мертвых. Все мы рано или поздно уходим в навь. Навью жизнь заканчивается. Из нави приходят к нам мертвые, навьи.
– Тогда грань? – уже начинаю догадываться.
– Грань – черта между навью и явью, – подтверждает мои мысли собеседник. – Провел борозду между явью и навью Чернобог, отделяя миры друг от друга, и потекла по сей борозде река Смородина. А через нее Калинов мост перекинут, – на распев произносит домовой.
– Что, прям, настоящая река? Как в сказках? – удивляюсь я, и увлеченная повествованием своего нового друга, снова принимаюсь за еду, откусывая огромный кусок овсяного печенья.
– Нет, – хмыкает тот. – Ее так называют – река, чтоб понятнее было. Нет там воды… Лишь пустота. Я вижу на тебе ее след. Ты была на грани… И не единожды. Ты меченная ею. И видимая теперь для всех навьих, – огорошивает меня заявлением друг.
– Они приходили ко мне, – тихо признаюсь. – Мертвые, которых загубила Параскевья. Просили помощи. А я не знаю, как помочь…
До сих пор в сердце отдаются болью воспоминания обо всех невинных душах, забранных жуткой ведьмой, а в голове звучат их преисполненные страданий и тоски рассказы.
– Когда ведьма умрет, тогда и они, сердешные, упокоятся… А раньше никак, – мрачно отвечает домовой.
– Так, где же эта ведьма? – печально вздыхаю. Сколько уж времени бьются в «Окнах» над тем, как ее найти. Но тут внезапная догадка осеняет меня, и я едва не подпрыгиваю от возбуждения. – Подожди… Ты хочешь сказать, что она там. На грани?
Я снова предпринимаю попытку повернуться, но вовремя вспоминаю и останавливаюсь, лишь слегка поерзав на табуретке.
– Да там, – уверенно заявляет дух. – Я видел ее. Правда, мельком, но видел...
– Почему же Игнату не сказал? – удивляюсь, чувствуя, как кровь приливает к щекам. Кажется, что вот-вот и преступница будет у меня в руках...
– Не слышит меня хозяин. Не видит. Колдун он, не ведьмак… – огорченно сопит домовой.
– Ну, хорошо, – тяну я. – А другие? Ты же не единственный домовой. Почему, другие ведьмы или ведьмаки не догадались спросить у своих домашних духов, или просто на всякий случай не проверили эту самую грань?
– Да догадались они, только ведьма больно хитра, – фыркает мой собеседник. – Она их сразу же чует и прячется хорошо. Или помогает ей кто… Посему надобно держать в тайне все то, что я тебе поведал… Усекла?
Быстро киваю, понимая, что он прав.
– А я? – от волнения сжимаю руки в кулаки, буквально впиваясь острыми полумесяцами ногтей в ладони. – Я могу ее найти?