А еще существовали режимы, которые просто обожали корректировку. Она была слишком дорогой, чтобы использовать ее в массовом порядке — в основном из-за требуемого времени, так как стоимость материалов была смехотворно мала — но крайне эффективна в использовании против стратегических целей, вроде ключевых лидеров оппозиционных групп. Возможности для военного применения корректировки тоже не остались незамеченными. Хотя Денебские соглашения запрещали корректировку пленных вражеских военнослужащих, все знали, что это все равно произойдет, если кто-то решит, что ему это сойдет с рук. Разработка препаратов и методов сопротивления ей сотни лет была приоритетной задачей всех крупных вооруженных сил, и по большей части им удалось произвести действенные средства защиты. Они не были совершенны, и обычно их можно было сломать с помощью старинных методов: сенсорного голода или систематического избиения. Они также нуждались в периодическом обновлениях, по мере того, как методы корректировки совершенствовались в преодолении защиты, но по крайней мере защите удавалось не дать корректировщикам сделать реальностью докосмический кошмар массовой промывки мозгов.
Но, как и с любой другой технологией, просто загнать корректировку обратно в бутылку оказалось крайне сложно. Торо не мог представить, чтобы ему самому понадобились такие услуги. Внушить своему мозгу непреодолимое принуждение — даже по собственному выбору? Нет, спасибо большое. Он решил, что обойдется. Однако кое-кто именно так поступает, по самым разным причинам: от стремления избавиться от неизлечимой привычки до желания похудеть, а кто-то боялся, что побуждения в темных уголках души доведут его до преступления. Звездное королевство отвергало принудительную корректировку, но не мешало тем, кто добивался ее добровольно, и небольшая, строго регулируемая и находящаяся под пристальным присмотром индустрия психической корректировки существовала только для того, чтобы предоставлять услуги тем, кто в них нуждался.
Именно поэтому у Крогмана не должно было быть ни малейшей связи, включая просто нахождение поблизости, с молодым человеком с электронной книгой. В мозгу самого тупого охранника во вселенной зазвенит оглушительный сигнал тревоги, если известный корректировщик будет находиться рядом с «одиноким сумасшедшим убийцей», который сумел убить наследную принцессу Мантикоры.
Даже регистрация Крогмана как психокорректировщика в иммиграционной службе Мантикоры по приезде в Звездное Королевство уже включала в себя определенную долю риска. Но это было необходимо. Хотя Крогман никогда бы не выбрал своего собственного пациента — или любого, с кем он встречался с какой угодно целью — но ему нужен был доступ к больничным делам и необходимой аппаратуре. Лучший способ этого добиться — спрятаться у всех на виду за личиной зарегистрированного корректировщика с небольшой, но достаточной практикой, а настоящий Жан-Марк Крогман был обученным и компетентным корректировщиком в Солнечной лиге. Таким стал и нынешний Жан-Марк Крогман (хотя он придерживался гораздо более скромной роли, учитывая свою клиентуру), а поскольку настоящий Крогман больше не нуждался в своей личности, человек, носящий ее сейчас, позаимствовал ее без особых проблем или колебаний. В конце концов, только ему и «Генри Торо» известно о том, что настоящий Крогман мертв.
С такой удобной, внешне законной личностью, для теперешнего Крогмана оказалось проще простого создать эффективное прикрытие, и Организация — по мнению Торо, одно из самых банальных названий которое могла выбрать для себя местная организованная преступность — была рада заполучить своего собственного корректировщика. Преступным главарям все время требовалась корректировка для тех или иных целей, и они щедро платили за услуги Крогмана. С другой стороны, даже Организация была не в курсе внештатных дел, за которые иногда брались Крогман и Торо. Оно и к лучшему. Все-таки паре заправил Организации не повезло заполучить подчиненных с воображением, способных представить выгоду от того, если кто-то из его соперников вдруг, без всякой видимой причины, застрелит их общего босса (тем самым создав вакансию наверху), прежде чем погибнуть под ураганным огнем телохранителей этого самого покойного оплакиваемого босса.
Конечно, и Организация, и силы правопорядка прекрасно знали о том, как можно злоупотребить корректировкой, и это было одной из причин, почему закон не очень доверял этой профессии. Служащие королевского правосудия привыкли рассматривать возможность корректировки в каждом случае, где убийца «просто выходил из себя», и для обученного психиатра было относительно легко обнаружить признаки корректировки. Но именно поэтому Крогман и ему подобные требовали такой астрономической оплаты, так как настоящее их искусство заключалось в незаметности, осторожной вербовке, анонимности и запутывании следов.
Каждый полицейский знал, что корректировка может быть возможным объяснением почти для любого убийства, но хорошие корректировщики с преступными наклонностями были редки, и вся деятельность корректировщиков тщательно регулировалась. Из-за этого настоящие скорректированные убийцы встречались гораздо реже, чем предполагали авторы плохих детективов. В результате следователи предпочитали искать сначала более привычные мотивы, поэтому Крогман старался по возможности выбирать в качестве орудия кого-то имеющего мотив. Когда кто-то убивает того, кого всегда ненавидел, полиция смотрела на прошлое убийцы и жертвы и там находила их мотивацию, а не искала мистических и маловероятных причин.
Кроме того, Крогман предпочитал программировать орудия как камикадзе. Конечно, он не хотел, чтобы казалось, будто они намеренно стремятся к самоубийству — вот это могло навести гадкую, подозрительную полицию на мысль о корректировке — но было относительно легко запрограммировать кого-то сделать ошибку со смертельным исходом, если в дело вступали телохранители. Другим излюбленным методом Крогмана были убийства-самоубийства любовников, потому что они встречались так часто, что полиция считала их обычным делом. Только когда у него не было никакого другого выхода, он полагался на орудие без личного мотива для нападения, а тогда он всегда старался, чтобы убийца не пережил жертву.
Но главным ключом к успеху было никогда не забывать о том, что лучший способ избежать обнаружения — это с самого начала спланировать все так, чтобы никто не мог подозревать, что убийце приказали убить. Его нынешнее орудие было шедевром. Эту ликвидацию заказали больше земного года назад, и последние десять месяцев выбранный им молодой одинокий бродяга систематически выработал все признаки опасно одержимой личности. Его дешевые комнаты превратились в настоящий храм наследной принцессы Адриенны. Под влиянием «корректировок» Крогмана он начал со случайных, несвязных дневниковых записей и постепенно дошел до безумной одержимости принцессой. То, сколько времени он потратил на собирание своей коллекции фотографий, бумажных и электронных вырезок и дневников обязательно убедит любого, кроме разве что самого параноидального и неутомимого из следователей, в том, что это все действительно работа одинокого безумца.