— Я вижу, вы проснулись, — раздался знакомый голос, и она посмотрела поверх кота на Элвина Тудева, с рукой на перевязи, появившегося в двери, как она только что сообразила, больничной палаты. — Отлично, — продолжал подполковник. — Прошло много времени.
— Сколько… — Адриенна прочистила горло. — Сколько времени прошло, и что случилось?
— Несколько часов, — ответил Тудев. — А то, что случилось, несколько запутанно. Что же касается вашей головной боли, боюсь, это моя вина. Я ударил вас сильнее, чем следовало.
— Вы ударили меня? — тщательно повторила принцесса, и он кивнул.
— Одно из действий телохранителя, когда вокруг могут начать летать пули, ваше высочество. Вежливо попросить не оставалось времени, иначе я бы это сделал. — Он улыбнулся, и она поняла, что его полушутливый тон был результатом облегчения от того, что она в порядке. — А вот за то, почему я ударил вас, вы должны благодарить своего друга. — Адриенна подняла одну бровь, и он пожал плечами. — Он с приятелями только что продемонстрировал очень хорошую причину для монарха или его наследника находиться в компании котов везде, куда бы они ни шли, — объявил он гораздо более серьезным тоном.
— Убийца, — сказала она полушепотом, и глаза ее потемнели, когда она поняла, к чему ведет Тудев. Он кивнул.
— Убийца, — подтвердил он. — Но коты засекли его до того, как он оказался на расстоянии выстрела, и сразу же бросились на него всем скопом. Ваше друг настиг его первым, но остальные отстали всего на несколько секунд. Они не только сбили его, но и смогли удержать — живым — до того, как мы, простые двуногие, смогли сообразить, что происходит, и добрались до него. А это, — мрачно добавил он, — было не так легко, как можно подумать, потому что несчастный уб… — Он остановился и прокашлялся. — Убийца был обвешан таким количеством взрывчатки, что мог бы отправиться на орбиту без антиграва, — продолжил Тудев, — и так бы он и поступил.
— Безумие, — сказала она.
— Нет, ваше высочество, — ответил он еще более мрачным голосом. — Это должно было выглядеть безумием. — Адриенна недоуменно посмотрела на него, и он вздохнул. — Мы только начинаем, ваше высочество, но уже ясно, что ваш убийца был психоскорректирован для этого дела. Потребуются недели на то, чтобы только начать находить все пусковые механизмы и установки, но кажется довольно очевидным, что одной из установок было подорвать себя — и заодно, если получится, забрать и вас с собой — чтобы не дать нам понять, что его запрограммировали.
— О, Господи, — прошептала Адриенна, и Тудев кивнул.
— Думаю Он — и коты — имеют немалое отношение к тому, что вы все еще живы, ваше высочество. Более того, коты, возможно, добыли нам шанс раскрыть весь заговор.
— О чем вы? И какой заговор?
— Отвечая сначала на ваш второй вопрос: за этим должен стоять кто-то из своих, хотя бы по одной причине. Убийцы ждали вас и вышли на позицию до того, как объявили о вашем визите. Это значит, что кто-то дал им копию списка альфа, потому что Твин Форкс был только в списке альфа; он не появлялся ни в одном из ложных списков. А из этого следует, что кому-то удалось заполучить и расшифровать Синий файл, для чего требуется очень высокопоставленный источник. Значит, заговор более широкий, чем хочется думать любому в моей профессии. Однако, учитывая успех вашего отца в сосредоточении власти у короны, легко видеть, что он мог вызвать… эээ… яростное сопротивление некоторых могущественных людей.
Он помедлил, и Адриенна кивнула, содрогнувшись.
— Что же касается раскрытия заговора, — продолжил Тудев с волчьей улыбкой, — мы считаем, что схватили человека, который дал сигнал к нападению убийце, и этим мы тоже обязаны котам. Он уже прошел две трети пути к выходу из парка, когда десять-пятнадцать котов набросились на него. Ребята из ЛСС считают, что они скорее всего сумели уловить его эмоциональную реакцию на неудачу с нападением и воспользовались этим, чтобы нацелиться на него. По-видимому, — подполковник еще больше оскалился, — он ударился в панику и попытался бежать, и коты обрушились на него. Они почти не повредили его — не считая кучи царапин, некоторых довольно глубоких — но полностью разорвали в клочья его одежду, и его самообладание улетучилось вместе с ней. К тому времени, когда первые копы Твин Форкса добрались туда, он сжался в комок в углу у забора, громко зовя на помощь. Он чуть ли не умолял их выслушать его признание, если только они уберут котов подальше от него. И действительно сознался.
— Но… — Адриенна замолчала на минуту, думая настолько усердно, насколько позволяла голова, а потом пожала плечами. — А не рассыплется ли все это? Не сможет ли адвокат заявить, что его вынудили признаться?
— Так ведь его вынудил не служитель правопорядка, ваше высочество. На самом деле копы скрупулезно сообщили ему обо всех его правах, и никоим образом не угрожали ему. Боялся-то он котов, а не их, а у котов нет официального статуса… только несовершеннолетних детей. — Тудев пожал плечами. — Не вижу никаких проблем. Особенно, — добавил он ледяным тоном, — в такой ситуации.
Адриенна взглянула на него, гадая, знает ли он, насколько совершенно безжалостно это прозвучало. Но затем выражение его лица изменилось, и он снова прочистил горло.
— Да, вот еще что, ваше высочество, — добавил он немного неловко. — Я, конечно, был обязан проинформировать его величество обо всем, что произошло. — Адриенна кивнула, без всякого выражения на неподвижном лице, — и он продолжил. — Первый отчет я послал ему сразу после происшествия, потому что хотел убедиться, что он получит его от нас, а не от репортеров. С тех пор я отослал еще несколько сообщений обо всем, что случилось.
— Понятно, — ответила Адриенна.
— Да, мэм. — Тудев взглянул на часы и глубоко вздохнул. — Сорок семь минут назад пришла передача зашифрованная королевским кодом, ваше высочество. Она адресовалась вам. Я попросил связистов передать его на ваш терминал сюда, но для декодирования требуется образец вашего голоса.
— Понятно, — снова сказала Адриенна и кивнула ему. — Прекрасно, подполковник. Спасибо за все, включая мою жизнь, но не могли бы вы оставить меня одну на какое-то время. — Она слабо улыбнулась. — Нужно прослушать почту.
— Конечно, ваше высочество, — пробормотал Тудев и удалился. Есть вещи, подумал он, от которых не может защитить ни один телохранитель.
Искатель-Мечты следил за незаметными потоками и изменениями в мыслесвете своего человека, пока она разговаривала с Тудевом. Тот ему нравился — нравилось ощущение его мыслесвета и яростное стремление защитить принцессу. Но еще он попробовал недовольство Тудевом тем, что он только что ей сказал… и горькую обиду, полыхнувшую в ней, когда она это услышала. Искатель-Мечты знал, что это не относилось ни к одному поступку Тудева. Но это было то, что вызвало сильную печаль, которую чувствовал в ее мыслесвете каждый из Народа, и он напрягся внутри, пока она собиралась с духом.
Он потянулся к их связи и почувствовал ее. Она не была похожа на связь, которую он мог бы установить с другим из Народа, потому что ее конец держался в странной пустоте, полуосознанности, едва-едва не дотягивающей до узнавания. Она знала, что связь есть, просто не могла постигнуть ее, не могла дотянуться и закончить ее плетение, что удалось бы любому из Народа.
Однако Искатель-Мечты чувствовал и пробовал так много даже через незавершенное плетение, что даже если принцесса не могла дотянуться до него, он мог добраться до ее души. И поэтому он потихоньку двигался по их связи, пробуя каждый шаг, пока не смог мысленно дотронуться до горя в ее сердце. А затем забрал это горе к себе, как поступил бы со своим сородичем.
Он почувствовал ее удивление, внезапное подозрение, что он каким-то образом утешает ее, и его урчание усилилось. Она села в кровати, и он залез ей на колени и свернулся клубком, прижавшись к ней носом, вдыхая ее странный и в то же время не странный запах, и его хватка на ее печали сжалась сильнее. Печаль была ее, а не его, поэтому она не грызла его так же, как ее. Он сопереживал ее горю, но оно не могло задеть его, и он растянулся по его острым краям. Принцесса была мыслеслепа. При желании он мог пройти по их связи и удалить всю печаль настолько основательно, что она никогда больше не почувствует даже ее отголоска, а остановить его она не могла. Но это нарушало древнейшие традиции Народа. Каким бы сильным ни было искушение, он этого не сделает, потому что такой поступок во имя любви вполне мог со временем превратиться во что-то совсем иное. Даже с самыми добрыми намерениями можно причинить немыслимый вред, если решать, какую боль, какую печаль забирать у другого, потому что всегда можно найти разумные причины взять еще одну боль, еще одну печаль… пока тот, кого любишь и кому пытаешься помочь, не станет подобен пустому человеку, который покусился на жизнь человека Искателя-Мечты. Боль и горе — тяжкое бремя, которое следует делить с любимыми и исцелять, когда исцеление возможно. И все же, как он сам сказал Парсифалю, даже у Народа самые мощные мыслесветы и самые сильные индивидуумы часто вырастали из горя и необходимости справиться с ним.