Честно говоря, я тоже был рад за кузена Генриха Анжуйского, вернее, теперь уже почти полноправного короля Генриха III. Но тем не менее принц Кондэ был мне родственником, причем, в отличие от кузенов Валуа, весьма близким. А стало быть, вполне вероятно, что где-то какой-то граф, барон, да, черт возьми, любой простолюдин, потешается над моей собственной рогатостью.
Хороши вожди гугенотов – пара рогоносных принцев! Выходит, что Кондэ, как ни крути, мой собрат по несчастью и уж кому-кому, но не мне радоваться его неудачам. И хотя я готов был спорить на что угодно, что одним из первых эдиктов будущего монарха после коронации в Реймсе будет признание незаконным брака Генриха Кондэ с собственной двоюродной сестрой Марией, пока что брак оставался браком, а мы – парой обманутых дураков.
– Мано! С тем, куда повезли девушку, все понятно. Теперь мы знаем, где находится прелестная Конфьянс де Пейрак. Но с нашей-то повозкой что случилось?!
Гасконец вновь посмотрел на меня взглядом набедокурившего щенка, так не вязавшимся с его обычно бесшабашно-самодовольной внешностью. Плечи его недоуменно поднялись, и руки разошлись в стороны.
– Когда я вернулся, не было уже ни повозки, ни этого проклятого школяра.
Ответ был ясен. Впрочем, ясен он был и без слов де Батца. Только очень наивный человек или же такой пылко влюбленный, как мой друг, мог предположить, что вещь, оставленная без присмотра вблизи любого из коллежей храма изящных искусств и высокой науки, может оставаться на месте дольше, чем понадобится, чтобы стащить ее. Тем более возок с парой мулов, бочкой и прочим содержимым – всего ливров на тридцать пять. Да еще на перекрестке оживленной улицы Сен-Жак, прямой стрелой тянущейся с одного берега на другой и соединяющей воедино все три части города: собственно Город, колыбель Парижа остров Ситэ и неунывающий Университет, живущий по своим законам, подсудный лишь ректору и королю и готовый в любую минуту вспыхнуть мятежом при одном лишь намеке на ущемление своих прав и привилегий. С пересекающей Сен-Жак улицей Сорбонны тоже все было понятно. Будущие бакалавры и магистры, весь день спешащие по ней в поисках сокровищ истинного знания и пары денье на пропитание, должно быть, изрядно веселились, наблюдая ополоумевшего возницу, преследующего епископскую карету и бросившего ради этого свой экипаж на попечение их собрата школяра. Мудрено ли было ждать иного исхода?
– Так что, мессир? – произнес де Батц, переходя к волновавшей его теме и выводя меня из задумчивости. – Нынче мы штурмуем Сен-Поль?
Я почти с нежностью посмотрел на лейтенанта. Да, такой вопрос мог задать только истинный уроженец Беарна. В нашем распоряжении, считая и нас, было четырнадцать человек. Пусть бравых вояк, но всего четырнадцать. Замок же Сен-Поль, принадлежавший еще королю Карлу V, был, как и его царственный собрат, двадцатичетырехбашенный Лувр, настоящим городом в городе, крепостью, готовой выдерживать долгую осаду небольшой армии. Лишь совсем недавно мы сами благополучно удерживали в своих руках замок, немногим превосходящий этот по своей мощи. Нас были сотни. Противников – десятки тысяч. Теперь же защитников, вероятно, были все те же сотни, зато штурмующих…
– Сен-Поль просто так, с налета, не возьмешь, – задумчиво начал я, внутренне негодуя на себя за пагубную податливость. – Здесь все разведать надо.
– Мой капитан! – Де Батц гордо расправил плечи, воспринимая прозвучавшие слова как долгожданную команду. – С вашего позволения, я уже послал двух парней посмотреть, что там да как.
– Надо бы поосторожней, – проговорил я в пространство.
– О да, мессир! Вы правы. Я велел им не брать с собой шпаги и не ввязываться в стычки со стражей.
– Это ты правильно сделал. – В моем мозгу, помимо воли, очень ясно нарисовалась картинка такого вот разведывательного рейда. Больших забияк, чем Гасконские Пистольеры, в Париже еще надо было хорошенько поискать. А вынужденные в последние дни вести себя тише воды ниже травы, они, поди, уже изнывали от желания пустить в ход кулаки и шпаги.
Мано, похоже, был счастлив. Он вновь был занят любимым делом, и его вновь вел в бой обожаемый король, а впереди маячил приз, ради которого стоило лить кровь, конечно, преимущественно чужую, увенчиваться славой и вообще совершать великие подвиги подобно неистовым Роланду и Баярду. Но вопрос, который я задавал сегодня уже несколько раз, по-прежнему оставался открытым.