– Будет сделано, сир!
– Хорошо бы, чтоб хозяин баркаса был на нашей стороне. Ну и, понятное дело, чтобы это был надежный человек. Иначе нам придется оставлять одного из бойцов для охраны лодки, а сейчас каждый клинок на счету.
– Разумная предосторожность, мой капитан. Я спрошу Жози. Не может быть, чтобы у нее не сыскался такой вот приятель.
– Хорошо. Ну и, понятное дело, передай людям, чтобы они были готовы к бою, – завершил я свои указания.
– Они всегда готовы к бою, сир! – гордо выпалил бравый пистольер.
Я невольно улыбнулся. Слова моего друга если и не были абсолютной правдой, то уж, во всяком случае, были недалеки от истины. Гасконец, а особенно гасконец в Париже, являл собою существо, в любую секунду готовое отстаивать собственное, пусть даже мнимое, величие любыми возможными средствами. И хотя дома он вполне довольствовался полуразрушенной хибарой, традиционно именуемой замком, – здесь он никак не мог смириться с тем, что почести, оказываемые его безденежной милости, в чем-то уступают тем, которые оказываются пэрам Франции и принцам крови.
– Сегодня они должны действовать строго по моему приказу, иначе охрана замка раздавит нас и не заметит.
– Вы шутите, мессир? – с надеждой в голосе спросил де Батц. – Не может быть, чтобы нас не заметили!
– Это уж точно. Но все же предупреди людей.
– Слушаюсь. – Мано повернулся и вышел из комнаты, а я остался стоять у окна, разглядывая коньки кровель и острые шпили церквей темнеющего на глазах Парижа.
Отчего-то мне он представлялся значительно более светлым.
Угрюмый, рассеченный диск луны, цепочки факелов ночной стражи да огни на башнях выхваченной из темени громады Бастилии – вот все, что противостояло в этот час надвигающейся тьме. Маловато. Я закрыл глаза, представляя Париж, точно залитый немигающим заревом миллионов лампад и свечей. На каждой улице, в каждом окне, на берегах реки, на мостах, везде…
Впрочем, темнота нам на руку. И шанс дойти куда как выше, и там, на месте… Я еще раз представил особняк Сен-Поль и невольно скривился, словно по ошибке откусил прованский лимон. Войти, найти, уйти, скрыться и, в конце концов, выбраться из столицы, будь она неладна! Каждая задача почти неразрешима. Выполнить же все их одновременно и вовсе не возможно!
Я стоял, вдыхая ночной воздух, разглядывая панораму спящего города, и все мое естество бунтовало против того безумия, которое я намеревался вот-вот затеять. Вернее, уже затеял. Мано с минуты на минуту радостно, как обычно, доложит, что баркас готов и вообще все готово и гасконцы, как обычно, с нетерпением ожидают приказа.
Разум, с усердием прилежного школяра зубрящего латынь, повторял, что ради безнадежного дела я веду на смерть ни в чем не повинных людей. Что, если, не дай бог, кто-то проведает о том, что мы пустились в почти откровенный разбой – на чести Бурбонов появится пятно величиной с Аквитанское море. Что, в конце концов, я – король и мой первейший долг думать о своих подданных, о своей державе… Все это, несомненно, было правдой… Но мои гасконцы были готовы к бою. Как всегда, готовы к бою и ждали моего приказа. И я был обязан вести их! Ибо там, на другом берегу реки, в неприступном замке Сен-Поль, томилась Прекрасная Дама, отрада души вернейшего из моих паладинов, дочь моего соратника и жертва предательских интриг Злой Колдуньи.
Король, способный в такой момент дать приказ отступить, возможно, и может быть правителем низкой черни и скаредных буржуа, но верности дворянства он недостоин.
Мне вспомнился недавний турнир. Собравшиеся со всех концов Франции лучники пускали стрелы в цель. На ста шагах каждый из них должен был пронзить одним выстрелом три раскачивающихся на веревках кольца и попасть в древко копья, врытого в землю за ними. Дело считалось невозможным, пока, почти не целясь, не поразил цель граф Дюнуа, Орлеанский бастард. Я нервно передернулся: «Какой Орлеанский бастард! Почудится же такая ерунда! Он мертв добрых полторы сотни лет! Опять это наваждение!»
– Вас что-то тревожит, мой капитан? – донеслось из-за моей спины. Должно быть, задумавшись, я не слышал стука в дверь. Ибо де Батц, а это был именно он, не входил без предупреждающего стука в королевскую опочивальню, невзирая на то, что и сам квартировал здесь же.
– Н-нет. – Я повернулся к боевому товарищу, волевым усилием стараясь вернуть себе ясность мысли. – Просто ночь будет прохладной. И сырой. Должно быть, к утру пойдет дождь.
– Вы правы, сир, – кивнул Мано. – На небе собираются тучи. Но я пришел доложить, что Жозефина договорилась с одним из своих дружков. Баркас у нас есть.
– Прекрасно! Значит, ближе к утру выступаем.