Мануэль Ривас
Чего тебе надо, любовь?
Amor, a ti venh'ora queixar
de mia senhor, que te faz enviar
cada u dormio sempre m'espertar
e faz-me de gram coita sofredor.
Pois m'ela nom quere veer nem falar,
que me queres. Amor? [1]
Мне снится первая летняя черешня. Я протягиваю черешню ей, она кладет ягоду в рот и смотрит на меня жаркими глазами, грешными глазами, пока мягкая плоть исчезает у нее во рту. Вдруг она целует меня и возвращает черешню. И я, совсем одурев, целый день хожу и перекатываю черешневую косточку по зубам-клавишам, словно это какая-то варварская, непокорная нота.
А вечером:
– У меня есть для тебя кое-что, любовь моя.
И оставляю у нее во рту косточку от той самой черешни.
Но если говорить честно, то она ни видеть меня, ни разговаривать со мной не желает.
Она целует и утешает мою мать, а потом уходит. Да вы только поглядите на нее! Мне безумно нравится, как она двигается! Будто на ногах у нее коньки. Всегда.
Вчерашний сон, тот, что вызвал у меня улыбку, когда сирена «скорой помощи» мчалась в никуда, был сном о том, как она катит на своих коньках по неведомому стеклянному павильону – между цветами в горшках и витринами с фарфором – и прикатывает, разумеется, прямо ко мне в объятия.
По утрам, совсем рано, я отправлялся в гипер-маркет только ради того, чтобы ее увидеть. В обязанности Лолы входило обеспечивать кассирш разменной монетой и передавать поручения в разные секции. Так что стоило мне несколько минут пооколачиваться у главной кассы, как она появлялась – изящно скользила на своих коньках по сверкающему полу. Потом лихо разворачивалась, чтобы притормозить, и длинные темные волосы взлетали в стороны – в такт с форменной красной плиссированной юбкой.
– А ты что тут делаешь в такую рань, Тино?
– Да ничего. – Я сделал вид, что заблудился. – Пришел за кормом для Перлы.
Собаку она при встрече всегда гладила. Думаю, не стоит объяснять, что у меня рассчитано все до мелочей. Вечерняя прогулка с Перлой тщательно подгонялась под расписание Лолы. Это были самые драгоценные минуты за весь день: у ворот жилого комплекса «Тюльпаны» в районе Флорес мы с Лолой вдвоем гладим Перлу. Иногда она опаздывала, и в девять тридцать ее еще не было, тогда я растягивал и растягивал время прогулки, пока Лола наконец не выныривала из темноты, постукивая каблучками. И сердце мое стучало так же, как ее каблучки. При этом я сильно нервничал: она казалась мне взрослой женщиной – откуда она шла? – а сам себе я казался молокососом. И вообще, временами я себя просто ненавидел. Зеркало лифта отражало типа без будущего, без работы, без машины; этот тип целыми днями валялся на диване и проглатывал все то дерьмо, которое крутили по телику, и еще он шарил по ящикам в поисках мелочи на сигареты. В такие минуты мне чудилось, что это Перла берет поводок и выводит меня на прогулку. И если мама спрашивала, где это я так долго пропадал, я раздраженно огрызался. Пусть знает…
В тот раз я пошел в гипермаркет, чтобы увидеть ее, но еще – чтобы набраться смелости.
– Корм для собак рядом с детскими памперсами.
Она укатила на своих коньках – волосы и юбка ритмично колыхались из стороны в сторону. Я подумал о перелетных птицах – цаплях или журавлях, – которых часто показывают по телевизору после обеда, во всяких там передачах про природу. Однажды она вернется, непременно вернется, снова прилетит ко мне.
Все было продумано. Домбо ждал меня в машине на стоянке у гипермаркета. Он показал оружие. Я взвесил его на руке. Пневматический пистолет, но выглядит солидно. Внушает уважение. Вполне можно принять за «Робокоп» или за что-нибудь подобное. Мы долго спорили, что сделать: муляж пистолета или обрезать охотничье ружье отца Домбо?
– Обрез страшнее – от обреза они скорей в штаны наложат, – сказал Домбо.
Я долго над этим раздумывал.
– Знаешь, Домбо, все должно быть очень тихо и очень чисто. С ружьем мы будем похожи на законченных идиотов или наркоманов каких-нибудь. Люди занервничают, а когда люди нервничают, они ведут себя непредсказуемо. Главное – профессионализм. Наш девиз: каждый должен делать свою работу чисто. Чтобы все шло как по маслу. Профессионально. Так что про обрез давай забудем. Пистолет тут подходит больше – эффект лучше.
А еще Домбо никак не соглашался с тем, что идти надо без масок, с открытым лицом. Я ему объяснял:
– Они должны воспринять нас всерьез, Домбо. Профессионалы не станут смешить людей, натягивая на рожи чулки.
Верзила Домбон всегда слепо верил каждому моему слову. Обрыдаться можно от умиления. Когда я начинал говорить, у него глаза загорались. Если бы я сам верил в себя так, как верил в меня Домбо, мир уже лежал бы у моих ног.
1
Любовь, к тебе приношу свои жалобы / на мою госпожу, ведь она посылает тебя. / чтобы ты не дала мне уснуть, / и заставляет страдать от горькой печали. / А сама не хочет ни видеть меня, ни говорить со мной / Чего тебе надо, любовь?