Она не видела, как из дома с колоннами выскочил разъяренный Василевс, однако он выкрикивал ругательства, и она услыхала его такой родной и знакомый рёв.
Прынцы пытались протестовать, но куда там. Василевс разогнал их пинками и ударами кулаков, поднял рыдающую Алевтину, прижал к груди, понёс в летающую машинку.
Она плакала, он утешал, шептал что-то доброе и ласковое. И машина долго кружилась в закатном небе.
Домой они вернулись, когда стемнело, и незнакомые созвездия высыпали яркими гроздьями. В этом мире им ничего не мешало. Здесь не было ни индустриального дыма, ни проводов. Чистейшее небо и целые гроздья и даже облака звёзд!
Алевтина успокоилась и повеселела — так нежен и галантен был Василевс. Он на руках вынес её из летающей машины, донёс до высокого крыльца, поднялся, пыхтя, до дверей.
Двери опознали прынца не сразу, и Алевтина полдюжины длинных чудесных мгновений слушала, как колотится его сердце.
У неё появилась надежда, что его грубое обращение — всё же недоразумение, привычка. Может быть русалкам так нравится? И нужно всего лишь объяснить ему, что она — не русалка?
Однако когда он оставил её в спальне и исчез, не попрощавшись, тревога вернулась.
Алевтина легла, но уснуть не сумела. Чуть отдохнув, она встала, сполоснулась едва тёплой водой, чтобы взбодриться, и снова отправилась на разведку.
Дом был обшарен ещё раз. В каждую щель засунут ноготь. Каждый подозрительный стул — разбит об стену.
Роботам тоже досталось. Один из них, тот, что служил щёткой, был безжалостно подвергнут утоплению, пинанию, наступанию и разрыванию пополам.
Алевтина надеялась, что внутри у него найдутся детальки, которые можно использовать, как отмычку, например. Но внутри оказался гель.
К утру она так утомилась громить дом, что задремала в кухне на крошечном декоративном диванчике.
3
Её опять разбудил голос Василевса, но звучал он издалека, и говорил прынц не с ней.
Судя по интонациям и силе звука, Василевс ругался. Потом начал орать. И вроде бы какой-то другой мужской голос вторил ему.
Алевтина тихонечко встала, выглянула из кухни. Да-да, выглянула, ведь кухня — только казалась прозрачной, и коридора из неё видно не было.
Ах!
Входная дверь была распахнута настежь! Василевс, разодетый в шелк и парчу, стоял у порога и махал кулаками на лысого толстячка. Толстячок пятился и прикрывался локтями, не забывая дразнить Василевса громкими незнакомыми словами.
Наконец Василевс изловчился и вытолкнул толстячка из дома, буквально вдавив его в дверной проём и протолкнув на крыльцо.
Но толстячок уходить не желал. Он взревел и бросился на Васисевса! Повалил на крыльцо!
Мужчины сцепились и, мутузя друг друга, покатились по ступеням на мощёную цветным кирпичом садовую дорожку!
Старичок был свиреп, как павиан. Он молотил Василевса кулаками, пинал, а когда и это не помогло, бульдогом вцепился зубами ему в плечо.
Алевтина, потрясённая, не сразу сообразила, что делать. Однако разум скоро возобладал в ней. Она взяла из кухни тяжёлый шарообразный чайник, долго плясала вокруг дерущихся мужчин и, улучив момент, изо всех сил врезала старикашке по лысому черепу!
Старичок разжал зубы, которыми терзал плечо Василевса, и покатился по траве, воя от боли. Алевтина, разгорячённая победой, швырнула в него чайник.
Потом она плакала, а Василевс утешал её. Потом она пыталась перевязать своего прынца кухонным полотенцем, и Василевсу пришлось ей помогать, морщась от боли.
Соорудив кое-как повязку, Алевтина чуть-чуть успокоилась. Василевс усадил её завтракать, а сам прошёл по среднему коридору до единственной двери, что там была.
Алевтина, конечно, кинулась подглядывать. Она увидела, как он вынул из кармана прозрачный шарик, поводил им по двери…
Дверь приоткрылась, и Василевс юркнул в проход.
В таинственной комнате он пробыл недолго — выкатил оттуда медицинского робота, активировал его — видно пользовались им нечасто.
Робот выполнил уже настоящую, профессиональную перевязку, поставил Василевсу укол, и тот задремал всё на том же кухонном диванчике под поглаживания и жалобный щебет Алевтины.
Она была восхищена его мужеством и терпением. Её прынц презрел собственную боль, чтобы утешить её. Терпел её неуклюжие перевязки, когда настоящая медицина изнывала от безделья всего в двух шагах.
Алевтина много раз видела мужчин, морально гибнущих от царапины или повышения температуры при ОРЗ, и Василевс серьёзно тронул её сердце. К тому же теперь он на неё не рычал, а мирно дремал на диване. Таким он стал ей даже слегка симпатичен.