Выбрать главу

Сергей Смирнов

ЧЕГО ЖЕ ТЫ ХОХОЧЕШЬ?

1

Граф положил графинчик на сундук. Графинчик был пуст, как душа ревизиониста.

— Выпить бы… Да разве в этой Италии достанешь! — подумал граф. Через окно он с ненавистью посмотрел на пестрые витрины магазинов, на отвратительное море, на неровные горы, беспорядочно поросшие мрачными пальмами и еще какой-то дрянью. Крикливая мелкобуржуазная толпа катилась по грязной улице в погоне за наживой. За углом в переулке шла обычная классовая борьба — кто-то кричал: «Акулы!» На душе у графа было triste[1].

Русский граф Вася Подзаборов, скрывая службу в СС, жил под именем Базилио Паскуди. Сын царского сановника, камергера или камертона, он был искусствоведом, но в связи с безработицей содержал публичный дом.

Вошел бывший унтероберфюрер СС Клоп фон Жлоб.

— Слушай сюда, граф, — сказал он на германском языке. — Сгоняем в Москву! Ксиву дадут и три косых стерлингами в лапу.

— Опять шпионить против первой в мире страны социализма? — застенчиво спросил граф.

— Ан вот уже и нет! — по-итальянски воскликнул фон Жлоб. — Будем шебаршить идеологически. Разложение населения путем внедрения буржуазного мировоззрения.

— Ну, тады еще ничаво, — согласился граф. — А не пымают, пока внедрим?

— Тю, лопух, — уже по-английски сказал фон Жлоб. — В Москве вся интеллигенция заражена нашим тлетворным западным влиянием. Один только есть… Писатель! Железнов по фамилии. Ух, зараза, доннер-веттер[2] — выругался он.

2

В Москву приехали вчетвером. Вместе с Паскуди и фон Жлобом агентство «Недейли Ньюс» послало специалистку по антисоветской литературе Порцию Виски, алкоголичку и наркоманку, дочь белоэмигрантки княгини-проститутки и турецкого контрабандиста. Четвертым был фотограф-порнограф Билл Морд, который снимал голых женщин в картинных галереях и спекулировал голландским джином и техасскими джинсами.

Вскоре иностранных гостей пригласил к себе на обед поэт Онуфрий Христопродаженский. Он округло окал, говорил собеседнику «сударь» и воровал в церквях старинные иконы. Кроме того, он был экзистенциалистом и гомосексуалистом, имел подпольный абортарий и, по обычаю московских писателей, занимался скупкой краденого. Обедали у Онуфрия также сын расстрелянного полицая художник Стеаринов, писавший портреты иностранных шпионов, и его жена Липочка, в двухлетнем возрасте проживавшая на оккупированной территории и имевшая родственников за границей. За столом сидели еще два-три бывших пленных, отсидевших в войну в лагерях уничтожения, и несколько напрасно реабилитированных врагов народа. Говорили о литературе.

— «Октябрь» и «Огонек» — отвратительные органы, — ораторствовал Онуфрий.

— Оголтело ортодоксальные оба! Орут оглушительно. Околпочивают обывателя. Обожаю обывателя! — откровенно объяснил он. Порция Виски вылила в залепленный помадой рот братину водки, закурила опиум и, поглаживая под столом узловатое колено Онуфрия, спросила: «А что вы думаете о Железнове?» — «Оглоблей бы огреть», — озлобленно ответил он. — «Ошалелый обалдуй!» Порция ущипнула его за дряблую ляжку и захлопала в ладоши. Художник Стеаринов и враги народа одобрительно закивали. Билл Морд захохотал, выплевывая на скатерть жевательную резинку, а граф Вася, русский в душе, вдруг почувствовал неприязнь к Онуфрию и теплую симпатию к незнакомому Железнову.

3

Лежа на тахте, Уя переводила уругвайский роман на перуанский язык. Потом позвонил ее друг, револьверщик 6-го разряда, и пригласил на лекцию «Интегрально образованные компоненты ЭВМ».

— Кстати, там будет писатель Железнов, — сказал он. — Я хочу вас познакомить. Вы не читали его романа о бдительности? Называется «Братья Ежовы». Исключительно жизнеутверждающая штука! Сильнее, чем «Фауст» Гете! А его повесть «Вошь» о творческой интеллигенции издана в Китае тиражом в сто миллионов экземпляров. На втором месте после портретов Мао.

— Говорят, он сухой и желчный, — сказала Уя.

— Кто вам так говорил? Это пахнет троцкизмом! За такие разговорчики расстреливать надо, — добродушно возразил револьверщик. — Лаврентий Виссарионович Железнов у нас единственный писатель!

Уя пошла на лекцию и потом несколько часов гуляла с Железновым. Теперь она не могла думать ни о чем кроме него, «Он — удивительный, — думала она. — Как он сказал о писателе Хрюшкине — „Таких раньше сажали…“ — помолчал и добавил: — „На кол!“». И вздохнула мечтательно и грустно. А как умен! Как метко определил сущность Онуфрия Христопродаженского: «Пишет белые стихи на белой бумаге, белые грибы любит, белые рубашки и кальсоны носит. Он весь белый и ничего в нем красного нет!». И тут же, достав красный носовой платок, скромно высморкался. А когда она спросила, есть ли у него дача, Железнов также скромно, но твердо сказал: «Ненавижу частную собственность! У меня обыкновенная двухэтажная казенная дача!»

вернуться

1

triste — по-итальянски обозначает «печально». Прим. автора.

вернуться

2

Обычная немецко-фашистская матерщина.