У Его Величества имеются и свои слуги: мешалки и взбивалки. А еще у него имеется специальная кнедликовая миска. Одни весьма долго в ней утряхивают, другие — приправляют. Щепоточку соли, немножко кислоты. Традиционалисты утверждают, что настоящие ложки-мешалки делают исключительно из лещины. Это волшебная палочка самых лучших творцов кнедликов. Никакие роботы, никакая машина тут не справятся. Только традиционным путем можно пережить великое одушевление, кнедлик обретает душу, мы вдыхаем ее в него, словно Господь. Неожиданно начинают появляться деликатные пузырьки, кожица — словно у персика — слегка полопается, а нос вдохнет ароматы дрожжей и молока. В знак почтения мы отставляем миску, лучше всего на подоконник, и лелеем надежду.
Теперь займемся начинкой. У нас появляется пауза, добрая четверть часа, но не для отдыха. Необходимо завершить блюда, которым милостиво позволено присоединиться к Его Величеству. Они буквально перегоняют друг друга, стремясь к чести быть съеденными вместе с ним. Три соуса: красный, белый и желтовато-коричневатый, фигурирующие под различными наименованиями, но имеющие практически идентичный вкус, готовы смочить Его Величество. К ним присоединятся кусочки хорошо сваренного или жаренного, как у нас в обычае, мяса. Один из соусов наверняка выиграет, и Пан Кнедлик уже радуется встрече с ним. Это очень добродушный и деликатный Господин.
Подобно церковному потиру, все еще под тряпочкой в миске на окне, теперь он готов принять порезанную булочку.
Он отдыхал, набухал, рос, и вот теперь — полностью сформированный — вскальзывает в плодовые воды. А выйдя из нее, с полной силой склоняет шею перед режущей струной, поскольку крайне плохо сносит разрезание ножом. Зато поддается нитке или, как раз, струне, которая сотворена не только для арфы. Это наша лира, и на ней даже можно чего-то бзынькать. Кнедликовая лира, инструмент насыщения.
Неделя тащилась словно застывший мед. Все события подчинялись здешней драматургии. Кто-то чего-то подрезал, отсекал (kleštil), значит будет из него Клештил. Кто-то все время куда-то был должен (musel), значит, будет он Мусил. Кто-то куда-то уехал, но вернулся, не познав успеха — из него будет Навратил. Кто-то кого-то донимал и удручал (krušil), вот он станет Крушей. А с помощью чиновника загса из Саксонии, не отличающего "к" от "г", из него может получиться даже Груша.
Подобного рода "драматизм" — это банальная скука. А скука заставляет сатану работать. Потому-то все мы и делаемся черти что. И необходимо привыкнуть к толкучке случайностей в этой драматургии. Это, прежде чем оценишь ее как жизнь, дорогой мой чехоразведчик. Как жизнь в игровом кубике. Без фарса маленьких человечков. А если и комедия, то комедия дель арте, только без публики, потому что мы все в ней играем.
Если кто-то пожелает остаться в стороне, будет Негодой (nehoda = несчастный случай), но, тем не менее, каким-никаким, но актером. Здесь никто в стороне оставаться не может.
Так что мы производим следующие кнедлики, поскольку нуждаемся в якоре для здешних глубин. Для глубин наших чешских, скромных и не бросающихся в глаза начинаний. Ибо в тишине здесь нам по вкусу все, что мы куховарим.
HOSPODA И HOSPODIN
Ах, Непомук, Непомук, никак я к тебе не приближусь. Передо мной лежат Страконице, на мне лежит проклятие и благословение Гашека: Писек, Путим, направо Малчин, Враж и Кветова. Именно здесь начал блуждать храбрый Швейк по дороге в Будейовице, в свой девяносто первый полк. Именно здесь устоял он перед искушением дождаться близкого уже, как казалось, конца войны за богато заставленным столом — вместе с дезертиром, которого укрывала там его собственная жена.
31
Сказочная страна из повести Эдуарда Басса (1888–1946), чешского журналиста, писателя и публициста.