— Ноль очков, не имею права, — возражает Гутфройд на уже усвоенном словаре киношников. — От кофе я не засну, у меня высокое давление. Пиво привезут после обеда. Пятьдесят грамм можжевеловой стоит пять шестьдесят. Шикарное заведение, мягкие стулья, официант ворует как сорока, у пульта не обслуживают.
Пекарова со вздохом вынимает еще монету, чтобы в буфете не узнали, что ее сыщик Гутфройд вовсе не актер.
— У меня нет сдачи. Вам чего-нибудь принести? — На мгновение дунайский волк становится галантным. — У них есть соленые палочки по кроне двадцать…
После появления Дуланского жизнь с козой стала для Эльвиры Пекаровой совершенно невыносимой, и тут не помогло даже знакомство с Гутфройдом. Последнего она, конечно, прибрала к рукам финансовыми подачками, но Дуланский — слепой добряк, увлеченный одним искусством, фанатик муз. Эльвира невзлюбила его не только из-за того, что ночью, отправляясь по нужде, в прихожей всегда спотыкалась о его надувной матрас, но главным образом из-за его безграничной преданности и бескорыстной любви к козе, которая граничила с обожанием. Эльвира чувствовала, что стала в доме лишней, и женский инстинкт подсказывал ей любой ценой устранить соперницу — первопричину всех бед.
Все ее предшествующие попытки были половинчатыми, а следовательно, безуспешными. Эльвира отказывалась от перспективы разбогатеть и желала одного — иметь мир в доме, но напрасно она писала анонимки и подписанные жалобы в национальный комитет, «Общество по защите животных», «Союз разведения скота и домашних животных», «Трест молочной промышленности», «Министерство сельского хозяйства», в газету «Вечерник», журналы «Словенка» и «Практичная женщина» и так далее, и тому подобное. Никто ничего, или почти ничего, не предпринимал. Кроме упомянутой «Семейной хроники» газеты «Праце», ей ответил отдел работы с молодыми одного из журналов: «Ваша маленькая повесть талантлива и проливает новый свет на известную тематику, но для публикации в нашем журнале она слишком длинна. Не погружайтесь в личные чувства, работайте над более короткими формами. Развивайте свой талант изучением классиков. Присылайте нам еще».
Работа на маленькой электростанции оставляла ей достаточно времени для экспериментов с более короткими формами и развитием таланта путем изучения классиков. Мастер смены Ондращак, если не считать редких конфликтов с Пекаром, был человеком уравновешенным, снисходительным, стремился ладить с каждым. Даже ссоры с Каролом и те его огорчали. Когда Эльвира начала заменять мужа в обычных и продленных сменах, он закрыл на это глаза. Но странное дело, Эльвира оказалась кладом для трансформаторной подстанции. Она была не только педантична при составлении графиков и отчетов, но очень легко поняла, что в работе с электричеством главное — ничего зря не касаться. Ондращак был настолько доволен ее работой, что именно сейчас, в этот миг, подумал, что, будь она штатным сотрудником, он мог бы выдвинуть ее на премию.
А Карол Пекар в это же самое время наблюдал за работой режиссера-постановщика, «доподлинного словака», который демонстрировал для готовящейся съемки, как у них дома, на хуторе, по народному обычаю прыгали через козу. Конечно, это было давно, но девушки не хотели тогда признавать парня, который не перепрыгнет козу. Сегодня этот обычай воспроизводится лишь в фольклорных ансамблях, что приносит им успех во всем мире.
Исполнитель роли парня в национальном костюме кивком головы показывал, что он, дескать, все понял, все причины, корни, обстоятельства. Остальные: хор певцов, танцоры и статисты, стоявшие на фоне декораций смело разбросанных деревянных изб, заметно скучали. Не скучали только Пекар с козой: вместе с парнем они внимательно слушали режиссерские указания в форме воспоминаний беззаботного детства.
— …Это не физкультурное упражнение, ты должен вложить в него сердце, душу. У тебя что, в жилах кровь или простокваша? Ты прыгаешь как гимнаст или какой-то заполошный кривоногий футболист, а должен делать это раскованно… Ля, гоп, ля-ля-ля, гоп, гоп, ты как мотылек порхаешь над цветами, а потом сразу же переходишь на одземок… — Режиссер инструктирует, поет и показывает одновременно. — «Козочки четыре, козлик пятый, кто их перепрыгнет, будет тот богатый…» — поет он. — Здесь прыжок… «Я бы перепрыгнул…» Здесь разочарование, понимаешь… «да голова кружится…» Тут закружишься…
— А у нас ведь только одна коза, — спохватывается какой-то ассистент.
— Ну и что? Хватит и одной, мы снимаем не «Клеопатру»…
— Но в сценарии-то поется: «Козочки четыре, козлик пятый», буквально. Вот посмотрите!