И шел туда, куда смотрел.
Тихонько заглянул в конюшню: все ли там обстоит так, как он предполагал? Прежде тут было десять лошадей. Теперь у стены стоял один-одинешенек печальный белый конь в серых яблоках, с широким крупом и мудрой головой. Губерт, видимо, еще храпел дома в перинах, возможно, ему даже что-нибудь снилось. Хоть бы его заморочил какой сон подлиннее, подумал дед, движимый отнюдь не благородными чувствами. Он не сразу пришел к этой мысли. Да у Губерта просто отвиснет челюсть, когда он увидит его. Выгоды для деда никакой, а все-таки лучше, что Губерт не встречает его в конюшне.
Дед подбросил охапку сена в ясли, взял с окна щетку и начал от гривы. Он расчесывал коню каждую волосинку, как пушок на головке младенца. Взгляд его то и дело оборачивался к двери. Он расчесывал коня и чистил, и вскоре конь весь так и сверкал. Губерт все не шел. Дед снял с крюка хомут, сел на перевернутый ящик, положил хомут на колени. На пятьдесят километров в округе не было ни одного шорника, и потому вид у хомута был жалкий. Дед вертел его так и эдак, опытным глазом разглядывая изъяны. Дратва сопрела, и швы полопались, там и сям из хомута торчал конский волос, нескольких гвоздочков не хватало. Дед вынул из кармана вату для чистки металла и принялся драить, пробуждая былой блеск на хромированных частях.
Губерт в тот день проснулся, будто с чердака свалился, а когда увидел деда, вообразил, что еще продолжает спать. По деревне, правда, время от времени бродил призрак — «белая пани», пока кто-нибудь не огревал ее поленом, но Губерт понимал, что это бывало в тех случаях, когда кто-то выпивал лишку. Однако увидеть деда в конюшне?!
— Ты что тут делаешь?
Дед дернулся, как лягушечья ляжка. Он так долго дожидался Губерта, что успел забыть о нем. У Губерта в самом деле отвисла челюсть, а дед прямо-таки нутром почувствовал, что Губерт не в силах придать ей обычное положение.
— Чего, чего! — прогудел дед. — К тебе вот пришел…
— Ах, черт! — высказался Губерт.
— На поклон, — объяснил дед.
Губерт, не переставая удивляться, кивал головой и обходил деда на почтительном расстоянии, как норовистого жеребца, — придерживаясь стены и не спуская с него глаз.
— Дай мне на сегодня коня.
— Зачем?!
— Нужно.
Губерт задумался. Громко пыхтя кривым носом, он разглядывал деда, словно сроду не видел золотого павлина.
— А не кажется ли тебе, что это, так сказать… глупо?! Заявляешься и просто так просишь коня?!
— Кажется, — признался дед, и ему полегчало.
— Разве что.
Губерт отхаркался и сплюнул в навозную канавку.
— Дашь?
— Ты в своем уме?! Разве конь — мой?! И вообще, я тебе ясно сказал, что мы с тобой договорились, понимаешь, договорились!
— Это я еще помню.
— Зачем тебе конь?
— Нужен, и все! Ты его преподобие, что ли, меня исповедовать?
Губерт шлепнул мерина по крупу, провел ладонью по спине и долго разглядывал ладонь — нет ли на ней пыли.
— А мне что делать?
— Скажи в конторе, что тебе надо к зубному врачу.
Губерт сдвинул потрепанную кепку на затылок и поскреб в жестких белых волосах.
— Мне одно ясно: если ты выкинешь с конем какую шутку — меня посадят.
— Не посадят.
Дед решительно завертел головой.
— Но уж штраф наверняка заплачу порядочный!
Конь обернулся к ним и копнул копытом. Сколько он выслушал яростных стариковских споров! Понимай он эти споры, наверняка веселился бы. А так он лишь коротко заржал и сморщил замшевую верхнюю губу. На зубах его хрустело сено, он ел с таким удовольствием, что и у человека проснулся бы аппетит.
— Все заплачу я сам, — посулил дед.
Губерт надул щеки и сделал глубокий выдох.
— Однажды я уже имел с тобой дело.
Дед-то самонадеянно рассчитывал, что оба они постараются позабыть о том случае. Предавать забвению неприятное был его излюбленный трюк, с помощью которого дед пытался перехитрить жизнь. Средство было ненадежное, и тем не менее сколько раз достаточно было какой-нибудь мелочи, чтобы на следующий день все перевернулось и пошло другим путем. Дед не сомневался, что и на этот раз наступил такой момент.
— Спасибо тебе, — сказал он, довольный, что самый трудный, первый, шаг позади.
— Главное, не забудь, что я лучше тебя, — великодушно вздохнул Губерт.
Дед расставил ноги пошире, засунул большие пальцы под бретельки фартука.
— Ты считаешь, что я плохой человек?
Губерт махнул рукой.
— Запрягать-то не разучился?
— Если я чего сделаю плохо, тресни меня по голове.
Дед чмокнул на коня, отстегнул оброть и подставил коню хомут. Тот прижал уши и послушно наклонил голову.