Вскоре Вальтер увел мальчишек в подвал, где чадила кухня. Там выдали им по одному бутерброду с сыром, а в алюминиевые кружки плеснули кофе — черного, как деготь.
После завтрака они поднялись опять на первый этаж. Вальтер проводил их в угловую комнату, где на дверях все еще жарко краснела надпись: «5-й Б». Сам куда-то вышел.
Санька обрадовался, узнав свой бывший класс. А вон и его парта возле окошка. Он сел за парту, поднял крышку и прочел на ней знакомые слова:
«Санька-балбес». Их вырезал ножом Санькин сосед по парте, Андрюшка, в тот день, когда учитель истории поставил Саньке в классном журнале «отлично» за «Сказание о Троянской войне», а ему, Андрюшке, вывел красными чернилами «плохо».
Все тут было по-прежнему: на стенах таблицы спряжения глаголов, схемы. У стены, перед партами, классная доска. Даже задача на ней сохранилась. Решали и не стерли. Мелки в ящичке, как пиленый рафинад.
К Саньке подошел Никитка — одутловатый, с выпученными глазами мальчишка. Кивнул головой на парту.
— Чего высматриваешь?
— Моя парта… Тут про меня Андрюшка написал. — Он взглянул на дверь, добавил — Сейчас баяны принесут…
— Баяны! — передразнил Никитка. — Сперва ноты изучают.
Дверь распахнулась, на пороге появились два солдата. Они втащили в класс чучело на деревянных растопырках, поставили его у доски. Потом загремели партами, сваливая их в задний угол в безалаберную кучу.
Когда солдаты ушли, Владик хихикнул и указал на чучело:
— Учителя приволокли…
— Помалкивай! — окрысился на него Никитка.
Ростом он был выше Саньки и Владика, плечистее. На вид ему вполне можно было дать лет пятнадцать. Он умел хитрить. Про себя ничего не говорил. Все расспрашивал, выпытывал…
В окно заглядывало утро — зябкое, насквозь промокшее. Кочевые тучи выдождились за ночь и теперь лежали на крышах города — измятые и серые, как войлок.
Под окном, в школьном палисаднике, тихо отряхивались чахлые кусты сирени. С голых веток сыпались на размякшую землю крупные, как горошины, капли.
И пасмурное небо, и угрюмый палисадник, и лужи на школьном дворе — все было осенним. Лишь один грязный окраек сугроба, что лежал, как обсосанный леденец, в углу палисадника, напоминал Саньке, что на дворе — ненастный апрель.
Прохожих около школы почти не было видно: она стояла на отшибе. Только часовой топтался возле голубой ограды. На нем топорщилась поверх шинели зелено-желтая маскировочная накидка. Из-под нее торчал черный и кривой, как дубовый сук, автомат. А над школьными воротами прибита вывеска: «Музыкальная школа».
Где-то вверху, на втором этаже, заиграли на трубе. Невидимый музыкант тянул с подвывом одну и ту же дурашливую ноту.
Вернулся в класс Вальтер. Под мышкой у него три тесака в черных ножнах. Положил их на ящик с мелками. Один тесак вынул из ножен, подошел к чучелу и ткнул рукояткой в бок:
— Такой шелавек надо делать капут. Как? Все мальшик смотрят на мой рука…
Вальтер с размаху вогнал тесак в чучело сзади, ниже левого плеча. Взял из ящика мелок, сделал круг величиной с кулак возле торчавшего тесака. Пояснил, попыхивая сигаретой и указывая на меловую отметину:
— Нож попадает, шелавек есть капут…
Он приказал всем взять тесаки в руки, подойти к чучелу.
— Ты! — Вальтер ткнул Владика в самое темя.
Владик пырнул чучело в левый бок, но тесак прошел мимо отметины.
— Нет карашо! — крикнул Вальтер, — Пафтари!..
Владик опять промахнулся. Вальтер зашипел на него по-змеиному и подтолкнул снова к чучелу. Когда Владик после пяти промашек все-таки угодил в кружок, Вальтер ткнул в грудь Саньку:
— Ты!
Рука у Саньки дрожала. Тяжелый длинный тесачище не слушался, клонился вниз и клевал острием чучело ниже отметки. Вальтер злился, покрикивал «Пафтари!» и ругался по-русски.
Зато обрадовал его Никитка. Он сделал широкий взмах над головой и вогнал тесак по самую рукоятку в прореху, что осталась на спине чучела после удара Вальтера.
— О-о-о!.. — заурчал Вальтер. — Гут-карашо…
Никитка второй раз пырнул чучело. Из него посыпались опилки. Опьяненный похвалой, Никитка все взмахивал тесаком, все взмахивал…
— Генук! Дафольно! — остановил его Вальтер, подняв руку.
Началось повторение «урока».
А труба все дудела где-то наверху, будоража застоявшуюся тишину в коридорах. Смолкла лишь на один час — в середине дня, когда пошли на обед. Потом опять гундосила до самого вечера.
После обеда мальчишек вывели в коридор. На новый «урок» Вальтер привел троих солдат со значками «СС». Поставил их в шеренгу, а перед ними — мальчишек. Затем он крикнул что-то на своем языке, и два солдата побежали по коридору друг за другом, оставляя на паркете следы шипов от сапог — черные, как калмыцкая оспа. Вдруг передний солдат — краснощекий, с толстым подбородком — брякнулся под ноги бегущему следом. Тот повалился через него и растянулся на полу. А щекастый уже вскочил и кинулся наутек в обратную сторону. Упавший солдат поднялся на ноги, поскользнулся, повалился на бок. Мальчишки засмеялись.