— Простите меня, — пробормотал он, — но, кажется, я сейчас потеряю сознание, действительно упаду в обморок.
Как только мистер Типпс удалился, лорд Питер быстро и аккуратно приподнял тело, перевернул его и, склонив голову набок, принялся изучать его, пользуясь своим моноклем с видом покойного Джозефа Чемберлена, рассматривающего редкую орхидею. Затем он подложил под голову покойника свою руку, извлек из кармана серебряный коробок и засунул его в открытый рот мертвеца. Наконец он со стуком опустил тело, поднял таинственное пенсне и, осмотрев его, водрузил себе на нос. «Так-так», — произнес лорд Питер, снимая пенсне и возвращая его на нос мертвеца. Поправив тело, чтобы не вызвать раздражения инспектора Сагга, он вернулся к окну. Высунув наружу свою трость, с которой, несмотря на некоторую нелепость, он ни на секунду не расставался, лорд Питер принялся ощупывать прилегающую к окну стену. Ничего не обнаружив, он слез с подоконника, закрыл окно и присоединился к мистеру Типпсу, ожидавшему его в коридоре.
Мистер Типпс, растроганный сочувственным интересом, который проявлял младший сын герцога, настолько осмелел, что, вернувшись в гостиную, предложил ему чашку чаю. Лорд Питер, стоявший у окна и созерцавший вид Баттерси-пар-ка, уже было согласился, как вдруг в конце улицы Принца Уэльского появилась карета скорой помощи. Она напомнила ему о важной встрече и, воскликнув: «Клянусь Юпитером!» — он поспешно начал собираться.
— Мама просила передать вам сердечный привет и прочее, — произнес он, второпях пожимая руку мистеру Типпсу, — она надеется в скором времени увидеть вас в Денвере. До свидания, миссис Типпс! — любезно прокричал он в ухо пожилой леди. — Нет-нет, любезный сэр, ради Бога не утруждайте себя — я спущусь сам.
Но он опоздал. Не успел он выйти из дома, как с противоположной стороны подъехала машина, и из нее вышел инспектор Сагг с двумя констеблями. Провожая подозрительным взглядом удаляющуюся спину лорда Питера, инспектор что-то сказал полицейскому.
— Старина Сагг, — нежно промурлыкал лорд Питер, — ах ты моя старая пташка. Как ты меня ненавидишь!
2
— Великолепно, Бантер, — промолвил лорд Питер, с облегчением опускаясь в роскошное кресло. — Я бы сам лучше не сделал. У меня слюнки текут, когда я думаю о Данте. А ты еще сэкономил мне шестьдесят фунтов — потрясающе. На что же мы их истратим, Бантер? Все наши — только подумай, можем пустить их на что угодно! Ибо, как справедливо замечено Гарольдом Скимполем, шестьдесят сэкономленных фунтов означают шестьдесят приобретенных, и я намерен все их истратить. Ты сэкономил их, Бантер, и они по праву принадлежат тебе. Ну так что нам надо? Что-нибудь по твоему ведомству? Может быть, ты хочешь что-нибудь купить в квартиру?
— Ну, милорд, если ваша милость так добры… — Бантер выдержал паузу, необходимую для того, чтобы налить в стакан бренди.
— Ах ты старый лицемер, ну говори же, Бантер. Не тяни, ты же не меню объявляешь на обеде — ты льешь бренди. Да, голос у тебя Иакова, но руки — руки Исава. Что тебе нужно для твоей драгоценной кладовки?
— Есть, милорд, такая вещица — двойной анастигмат с дополнительным набором линз, — произнес Бантер чуть ли не с религиозным трепетом. — Если понадобится установить подлог или рассмотреть отпечатки пальцев, я мог бы увеличивать их прямо на пластине. И боковые линзы тоже могли бы пригодиться. Это все равно что камера с окулярами, обращенными внутрь, милорд. Вот взгляните — он у меня с собой.
Он достал из кармана каталог и с трепетом представил его взору своего хозяина.
Лорд Питер принялся внимательно изучать описание — уголки его губ слегка приподнялись в слабой улыбке.
— Ну, для меня это все равно что китайский язык, — промолвил он, — и потом, пятьдесят фунтов — смехотворная цена за какие-то стекляшки. Мне показалось, Бантер, ты сказал, что какая-то старая грязная книжица на мертвом языке стоила на аукционе семьсот пятьдесят фунтов, да?
— Прошу прощения, милорд, что осмелился высказать свое мнение.
— Да, Бантер, я плачу тебе двести фунтов в год за то, что ты держишь свои мысли при себе. Скажи мне, Бантер, может, ты думаешь, что в наши демократичные времена это несправедливо?
— Нет, милорд.
— Значит, не думаешь. Может, ты вкратце объяснишь мне, почему ты не считаешь это несправедливым?