А пока завяжите знакомство — не знаю как — с кем-нибудь из студентов госпиталя. Только не трубите там об убийствах и полицейских предписаниях, а то это может плохо кончиться. Я вернусь сразу, как только получу от вас информацию, надеюсь, наш очаровательный доктор дождется меня, — слабо усмехнулся он.
— Вы хотите сказать, что знаете, кто преступник? — переспросил Паркер.
— Да. Может, я и ошибаюсь. Хочется надеяться, что ошибаюсь, но боюсь, что нет.
— И вы мне не скажете?
— Знаете, — ответил Питер, — пожалуй, нет. Я же говорю, что могу ошибаться, — у меня такое ощущение, как будто я оклеветал архиепископа Кентерберийского.
— Ну хорошо, скажите мне только — это два преступления или одно?
— Одно.
— Вы сказали, убийство Леви. Леви мертв?
— Конечно же, Господи! — сильно вздрогнув, ответил лорд Питер.
Герцогиня, читавшая «Татлер», подняла голову.
— Питер, у тебя опять начинается лихорадка? Что бы вы там ни обсуждали, прекратите немедленно, если тебя это так нервирует. Кстати, пора уже отправляться.
— Хорошо, мама, — ответил Питер и повернулся к Бантеру, почтительно стоявшему в дверях с пальто и чемоданом: — Ты понял, что тебе надо делать?
Отлично понял, спасибо, милорд. Машина подъехала, ваша светлость.
Вместе с миссис Типпс, — добавила герцогиня. — Она будет счастлива видеть тебя, Питер. Ты напоминаешь ей мистера Типпса. До свидания, Бантер.
— До свидания, ваша светлость.
Паркер спустился с ними вниз.
Когда машина тронулась, он перевел бессмысленный взгляд на конверт, потом, вспомнив, что сегодня суббота и надо торопиться, махнул рукой и остановил такси.
— Скотленд-Ярд! — выкрикнул Паркер шоферу.
Утро вторника застало лорда Питера весело шагающим по полю, устланному слегка пожелтевшей от заморозков ботвой. Его сопровождал мужчина в вельветовой куртке, а немного впереди трава расходилась волнами, словно от подводного течения, давая знать, что один из сеттеров герцога Денверского где-то поблизости. Через некоторое время с шумом вспорхнула куропатка, и лорд Питер отреагировал на это со скоростью, неожиданной для человека, который несколько ночей назад прислушивался к перемещению воображаемых немецких саперов. Сеттер, дурачась, поскакал сквозь заросли репы и принес убитую птицу.
— Хорошая собака, — промолвил лорд Питер.
Вдохновленная похвалой, собака высоко подпрыгнула, смешно расставив лапы, и залаяла, ухо у нее вывернулось наружу и легло сверху на голову.
— К ноге! — крикнул спутник лорда Питера, и пристыженная собака бочком подошла к нему.
— Что за глупый пес, совершенно не может вести себя спокойно. Очень нервный, милорд. Это из последнего помета Черной Милки.
— Боже, — воскликнул Питер, — неужели она все еще жива?
— Нет, милорд, нам пришлось пристрелить ее весной.
Питер кивнул. Он всегда утверждал, что ненавидит сельскую жизнь и благодарен Богу, что не имеет никакого отношения к семейным поместьям, но этим утром он наслаждался холодным свежим воздухом и мокрыми листьями, влажно поблескивавшими на его сапогах. В Денвере жизнь шла по раз навсегда заведенному порядку: никаких внезапных и насильственных смертей, за исключением разве что состарившихся сеттеров, ну и, естественно, куропаток. Он с блаженством вдыхал осенний воздух. В кармане у него лежало письмо, которое пришло с утренней почтой, но он не хотел читать его сейчас. Паркер молчал, так что торопиться было некуда.
Он прочел послание после ленча в курительной комнате. Рядом над «Таймс» дремал брат добропорядочный, безупречный денди, крепкий и здоровый, очень напоминающий Генриха VIII в молодости, — Джералд, шестнадцатый герцог Денверский. Герцог довольно пренебрежительно относился к своему младшему брату, считая недостойным его пристрастие к полицейским новостям.
Письмо было от мистера Бантера.
Пикадилли, 110
Милорд,
я пишу, — (мистер Бантер был хорошо воспитан и знал, что отсутствие в начале письма местоимения в первом лице единственного числа является дурным тоном) — вам по поручению вашей милости, чтобы сообщить о результатах моего расследования.
Мне не составило труда познакомиться с камердинером сэра Джулиана Фрика. Он принадлежит к тому же клубу, что и камердинер достопочтенного Фредерика Арбатнота, который, в свою очередь, является моим другом и с готовностью представил меня. Мы были в клубе вчера (в воскресенье) вечером и обедали вместе с человеком сэра Фрика. Его зовут Джон Каммингз. Затем я пригласил Каммингза к нам немного выпить и предложил ему сигару. Надеюсь, ваша светлость простит мне это, зная, что это не входит в мои привычки. Однако я неоднократно наблюдал, что наилучший способ завоевать доверие человека заключается в том, чтобы заставить его полагать, что ты обманываешь своего хозяина.