— Да, я понимаю. Но, кроме этого, есть парочка совершенно определенных противоречий.
— Знаю. Но смотрите: Леви исчез после того, как его видели в последний раз в девять вечера, — он искал улицу Принца Уэльского. На следующее утро в восемь часов в ванной одного из домов квартала Королевы Каролины находят труп, имеющий с ним внешнее сходство. Леви, по собственному признанию Фрика, заходил к нему. Согласно сведениям, полученным из работного дома в Челси, мертвец, соответствующий описаниям трупа из Баттерси в его первоначальном состоянии, был доставлен Фрику в тот же день. Мы знаем, что было с Леви, и не знаем, что с ним стало; нам известно, что стало с неизвестным бродягой (поступил на кладбище), и не знаем, что с ним было: между их прошедшим и настоящим стоит Фрик.
— Вроде правильно…
— Так. Теперь дальше: у Фрика были причины избавиться от Леви — старая ревность.
— Такая старая, что ее трудно считать причиной.
— Однако такие случаи известны[12]. Или вы считаете, что люди не могут ревновать по двадцать лет и больше? Может, и нет, если это примитивная животная ревность, в которой за словом следует дело. Другое дело, если задето тщеславие. Унижение болезненно. У нас у всех есть больное место, которое мы не любим бередить. У меня оно тоже есть. И у вас.
Какой-то остряк сказал, что даже чертям не поздоровится, если на них падет гнев оскорбленной женщины. Он считал, что это свойственно только им, бедняжкам. Но сексуальные отношения — больное место для любого человека, с ними шутить нельзя — можно перенести разочарование, но не унижение. Я знавал человека, которому — не слишком милосердно — отказала девушка, с которой он был помолвлен. Он очень хорошо отзывался о ней. Я спросил его, что с ней стало, и он вполне спокойно ответил: «Вышла замуж за другого», а потом взорвался — не сумел сдержаться. «Боже! — кричал он. — Быть отвергнутым ради какого-то шотландца!» Не знаю, почему он не любил шотландцев, но это бесило его больше всего. А теперь вернемся к Фрику. Я прочел его книги. Его нападки на противников беспощадны, а он — ученый. Тем не менее он не переносит возражений даже в работе, где любой человек должен мыслить здраво и непредвзято. Неужели вы считаете, что он смирится с поражением в чем-либо другом? К тому же в таком интимном деле? Люди обычно упрямы в вещах второстепенных. Я зверею, если кто-нибудь подвергает сомнению мое суждение о какой-нибудь книге. А Леви, который двадцать лет тому назад был никем, похитил невесту у Фрика из-под носа. И для Фрика дело вовсе не в невесте, а в том, что какой-то неизвестный еврей оставил его, аристократа, ни с чем.
Кроме того, у Фрика есть еще одна причина. Ему нравятся преступления. В своем труде по криминалистике он со злорадством рассказывает о закоренелом убийце. Я прочел эту книгу и обратил внимание на то, как между строк сквозит его восхищение бессердечными и удачливыми преступниками. Презрение он испытывает к жертвам и к преступникам, которые начинают раскаиваться в совершенном или теряют голову и допускают ошибки. Его герои — Эдмон де ла Помер, убедивший свою возлюбленную поспособствовать ее собственному убийству, и Джозеф Смит, известный убийствами своих невест в ванне — по ночам он страстно любил их, а утром хладнокровно осуществлял свой замысел. Ведь Фрик считает, что совесть — это что-то вроде червеобразного отростка. Удалите его — и сразу почувствуете себя гораздо лучше. Обычные раскаяния Фрика не тревожат. Улики против себя он собственной рукой вписал в свои книги. Затем: человек, который ночью пришел в дом Леви, знал расположение комнат. Фрик знал, он рыжеволос, ростом меньше Леви, хотя и ненамного, так что вполне мог надеть его одежду и не выглядеть при этом смешным. Вы же видели Фрика и знаете, что его рост… где-то пять футов одиннадцать дюймов. Золотая грива. А на руках у него, вероятно, были хирургические перчатки — ведь Фрик хирург; он методичный и осторожный человек, каковыми и должны быть хирурги. Кроме того, человек, получивший в свое распоряжение покойника из Баттерси, должен иметь доступ к трупам. Фрик его имеет. Он должен быть ловким и хладнокровным в обращении с мертвыми телами. Все хирурги таковы. Он должен быть достаточно сильным, чтобы перенести тело по крышам и впихнуть в окно ванной Типпса. Фрик — здоровый парень, член клуба альпинистов. Вероятно, на нем были хирургические перчатки, а тело он спускал с крыши на хирургических бинтах. Опять-таки, хирурги имеют к ним доступ. Этот человек, безусловно, должен жить по соседству. Фрик живет рядом. Девушка, которую вы допрашивали, показала, что слышала грохот на крыше в конце дома. Этот дом расположен рядом с домом Фрика. Каждый раз, как мы обращаемся к Фрику, с ним что-то связано, в то время как Миллиган, Типпс и Кримплшем, которых мы почтили своими подозрениями, ни к чему далее отношения не имеют.
12
Лорд Питер опирается здесь на серьезный авторитет: «При рассмотрении возможных мотивов преступления очень важно выяснить, имелись ли таковые или нет. Я склонен полагать, что незначительность мотива не имеет значения. Из опыта судопроизводств нам известны случаи, когда самые ужасающие злодеяния совершались по очень незначительным поводам: не со злым умыслом или из мести, а всего лишь с целью приобретения незначительной выгоды или отсрочки материальных трудностей» (Л. С. Ж. Кэмпбелл. Заключительная речь против Палмера. Стенографический отчет. С. 308. Май, 1856).