Я взглянул на часы. Мои приготовления заняли около часа, и я должен был спешить. Я решил пойти на рискованный шаг, который, как бы то ни было, гарантировал мне алиби. Громко топая, я направился в ванную, включил на полную мощность холодную и горячую воду и вынул пробку.
У моей прислуги не раз были поводы для жалоб на мою привычку принимать ванну по ночам. Шум был такой, что мог разбудить всех спящих по моей стороне улицы Принца Уэльского. Бак у нас издает необычайно громкие звуки, а трубы имеют обыкновение рычать. К моему счастью, бак повел себя замечательно, он свистел, завывал и громыхал, как целый железнодорожный вокзал. Я дал ему поработать на полную мощность минут пять, после чего, решив, что спавшие уже кончили произносить ругательства в мой адрес и накрыли головы одеялами, чтобы спастись от шума, уменьшил поток воды до маленькой струйки и вышел из ванной, оставив включенным свет и закрыв за собой дверь. Затем я взял своего нищего и как можно тише понес его наверх.
Кладовка находилась справа от площадки, напротив комнаты прислуги. В потолке ее был проделан люк, к которому вела короткая деревянная лестница. Я открыл его, пропихнул в него своего нищего и вслед за ним вылез сам. Вода текла в цистерну, производя такой шум, словно кто-то гремел железной цепью, а трубы выли вовсю. Я был убежден, что это заглушит любой другой шум. Я взял лестницу и вытащил ее за собой на крышу.
Между моим домом и последним из квартала Королевы Каролины расстояние всего в несколько футов. Когда он строился, возникли какие-то неприятности в связи со сносом старинного фонаря, но в конце концов стороны как-то договорились. Как бы там ни было, моя лестница была длиной в семь футов и прекрасно соединяла два дома. Я прочно привязал тело к лестнице и изо всех сил толкнул ее вперед, так что она целиком оказалась на парапете противоположного дома. Потом я разбежался и спокойно приземлился на другой стороне, к счастью, парапет там был узким и низким.
Остальное было просто. Я потащил своего нищего по крыше, намереваясь либо оставить его скрюченным на лестнице, либо запихать в какую-нибудь трубу. Я улсе прошел полпути, когда меня вдруг осенила мысль: «А почему бы не подкинуть его Типпсу?» Я вспомнил его глупое лицо и бессмысленную болтовню о вивисекции. Я подумал, что мне доставит удовольствие вручить свой подарочек ему, а потом посмотреть, что он с ним будет делать. Я лег и перегнулся через парапет. Была кромешная тьма, дождь начал лить снова, и я рискнул зажечь свой фонарик. Это был единственный неосторожный поступок, но у меня были веские причины полагать, что это не опасно, дома с противоположной стороны улицы находились на приличном расстоянии.
Мне хватило секунды, чтобы понять, как мне повезло, — я даже не смел на это надеяться — прямо подо мной было открытое окно.
Я был знаком с этими квартирами, так что у меня не оставалось сомнений, что это окно кухни или ванной. Я сделал петлю из бинта и продел ее под мышки мертвецу. Бинт я скрутил, а конец закрепил за металлическую подпорку трубы. Затем я перебросил нашего друга через парапет, потом спустился вслед за ним по водосточной трубе и вскоре уже пропихивал его в окно ванной Типпса.
К этому времени я уже начал испытывать некоторую гордость и посвятил несколько минут тому, чтобы аккуратно уложить его. Внезапное вдохновение охватило меня, и я решил украсить его пенсне, которое прицепилось ко мне на вокзале Виктория. Я обнаружил его в кармане, когда искал перочинный нож, чтобы разрезать узел, и сразу понял, насколько оно преобразит моего покойника и как дезориентирует следствие. Я водрузил пенсне ему на нос, стер, насколько возможно, все следы своего присутствия и отбыл тем же путем, с легкостью поднявшись по трубе при помощи веревки.
Я тихо вернулся назад, пересек свою расселину и втащил за собой лестницу и простыню. Мой честный сообщник приветствовал меня ободряющим журчанием и глухим шумом. Обратив внимание, что я принимаю ванну уже 45 минут, я выключил воду и предоставил моим верным домочадцам немного поспать. К этому времени я и сам был не прочь заняться этим.
Однако сначала мне нужно было зайти в госпиталь и подготовить все для занятий. Я отрезал Леви голову и начал вскрывать лицевую часть. Через двадцать минут его не узнала бы даже собственная жена. Затем я вернулся в дом, оставив у садовой двери мокрые галоши и макинтош, высушил брюки у газовой плиты и отчистил грязь и кирпичную пыль. Бороду своего нищего я сжег в библиотеке.