- А вы совсем не такой, как я думала, - произнесла она после небольшой паузы в разговоре.
- Что же вы обо мне думали? - спросил он, не вполне ее понимая.
- О, что вы самонадеянный, очень суровый, консервативный и холодный.
- Вы так подумали, когда я приходил к вам в контору?
- Нет, - сказала она. - Я уже тогда удивилась. С самого начала вы вели себя совсем не как герой войны, без чванства - просто, очень вежливо и даже немного застенчиво.
Он не сумел скрыть своего удивления:
- Так вы узнали меня сразу?
- Ваша фотография два раза за эту неделю была на первой полосе. - Она отпила из стакана и поставила его на тумбочку у дивана.
- Но вы ничего не сказали.
- Я уверена, что вас уже до смерти тошнит от поздравлений.
- Да, - подтвердил он. - Тошнит, и даже более того.
- Когда я вернулась из хранилища, - сказала она, - а вас уже не оказалось, то решила, что вы рассердились: видите ли, не обслужили вовремя.
- Вовсе нет, - возразил он. - Просто вспомнил о другой встрече, которая вылетела у меня из головы, а я уже опаздывал. - В первый раз за весь вечер он припомнил, зачем пришел: расспросить ее о людях, которые посетили справочный отдел во вторник, о Судье. Но он не знал, как к этому подступиться. К тому же ему и не хотелось. Как здорово сидеть вот так рядом, пить, разговаривать, слушать музыку и смотреть на огоньки.
- Вы что, правда интересуетесь фамильной историей?
- А что здесь такого? - спросил он.
- Просто мне показалось тогда, что это не в вашем характере, - ответила она. - А теперь, когда я узнала вас лучше, тем более.
- Может быть, мой характер сложнее, чем вы думаете, - предположил Чейз.
- Не сомневаюсь.
Они еще немного посмотрели на фонарики и помолчали. Вовсе не обязательно разговаривать, если им настолько легко друг с другом, что молчание не казалось неловким. Она налила каждому еще по стакану напитка, и когда села на место, то оказалась ближе к нему, чем раньше.
Гораздо позже, после того, как они еще поговорили, послушали музыку, помолчали и выпили, она сказала:
- Вы настоящий джентльмен, правда?
- Я?
- Ну да.
- Я бы так не сказал.
- А я бы сказала, судя по тому, как вы назначили мне свидание по телефону, а потом предложили помочь мыть посуду. К тому же, не будь вы джентльменом, уже наверняка начали бы клеиться ко мне.
- А можно? - спросил он.
- Пожалуйста, - ответила она, придвинулась к нему и наклонила голову, предлагая ему свои губы, а потом, возможно, и все остальное.
Он обнял ее и долго целовал. При свете фонариков она была вся синяя, в желтых пятнах с малиновыми краями.
- Вы очень хорошо целуетесь, - похвалила Гленда.
Наверное, следовало вовремя остановиться, прежде чем выяснилось: целоваться - это все, на что он способен. Он хотел ее и стремился лечь с ней в постель, но она ассоциировалась у него как бы с магнитофоном прошлого, и его прикосновение заставило пленки крутиться. Она навевала память о других женщинах, мертвых женщинах, пробуждала ощущение его вины. Она была желанной, но одновременно, сама того не ведая, уничтожала желание.
- Извини, - сказал он, когда они лежали в ее постели и смотрели на темный потолок, который, казалось, был лишь в нескольких дюймах от их лиц.
- За что? - удивилась Гленда. Она держала его руку, и он был рад этому.
- Не издевайся, - сказал он. - Ты ожидала большего.
- Правда? - спросила она, приподнимаясь на локте и вглядываясь в него сквозь полутьму. - Если это и так, то ты тоже ожидал большего. Исходя из твоей логики, это я должна извиняться.
Его отношение к словам Гленды оказалось двояким: он оценил ее стремление пощадить его чувства и попытку развеселить его, но ему хотелось быть униженным. Он и сам не понимал, откуда такое чувство.
- Ты ошибаешься, - возразил он, - на самом деле я вовсе не ожидал большего.
- Да?
- Я не могу, - сказал он. - С тех пор как.., как вернулся из Вьетнама. Он никогда не рассказывал историю своей импотенции никому, кроме доктора Ковела, и теперь, похоже, решил воспользоваться ею, чтобы Гленда дала выход презрению, которое она сдерживала.
Она придвинулась ближе, снова приподнялась и начала нежно приглаживать его волосы:
- Паршиво, конечно, но это не самое главное. Ты же все равно можешь остаться на ночь, разве нет?
- После этого?
- Говорю же, это не главное, - отрезала она. - Ведь просто приятно, когда кто-то спит рядом, когда кровать теплая. Верно?
- Верно, - согласился он.
- Проголодался? - спросила она, меняя тему прежде, чем он найдет предлог продолжать разговор. - Давай-ка сообразим омлет.
Он удержал ее за руку и попросил:
- Подожди немного.
Они лежали рядом, тихо, как будто к чему-то прислушиваясь. Перестав плакать, он позволил ей зажечь свет, и они отправились в кухню.
***
Утром за завтраком Чейз сказал:
- Если бы я.., если бы мы ночью занимались любовью, это было бы нормально для тебя?
- То, что мужчина остался на ночь после первой встречи? - спросила она.
- Ну да.
- Нет, не нормально.
- Но такое случалось раньше? Она макнула тост с маслом в остаток яичного желтка и призналась:
- Два раза.
Он доел яичницу и взялся за кофе:
- Жалко...
- Прекрати, - сказала она, и в ее тихом голосе послышалась необычная решимость. - Ты прямо мазохист.
- Может быть.
Она откинулась на спинку стула, закончив завтракать.
- Но ты бы хотел, чтобы я сказала, будто ты особенный, хотя у нас ничего и не получилось.
- Нет, - сказал он. Она улыбнулась:
- Не правда, Бен. Ты хочешь, чтобы я сказала, как необыкновенно все было, но ты мне не поверишь, если я скажу: именно так все и было.
- Да как могло так быть? - удивился он.
- Так и было, - подтвердила она и покраснела; он счел это смущение одновременно старомодным и очаровательным в такой эмансипированной женщине. ,Бен, ты мне очень нравишься.
- Возможно, ничего хорошего не было, - сказал он. - Просто непривычно.
- Чушь.
- Но факт тот, что мы не... Она перебила его:
- Я себя чувствую с тобой легче, счастливее, естественнее, чем с кем-либо другим. А ведь это только первое утро после нашей встречи.
- Тебе легко, потому что ты чувствуешь себя в безопасности, - предположил он.