– Помню и я, – заулыбался Ферапонт. – Ты тогда прикинулся болящим. Тряска тебя одолела и ты хватался руками то за упряжь, то за сбрую, а я на вопрос татарина: «Что это за больной?», – ответил: что у тебя страшная зараза, от которой всяк человек становится дурак-дураком, а в конце концов и вовсе сдыхает… Ха! И этот дуралей поверил!.. А потом мы с тобой обмыли покупки в кабаке Кузьки Окорокова. Вот тогда-то, вставая из-за стола, я и изрек свою любимую присловицу: «Поетчи горшку ехать в дорогу». А ты, значит, запомнил? Молодца…
– Нам в стороже та татарская упряжь сгодилась, – сказал Прошка. – Но сейчас, дядя Ферапонт, меня другое тревожит.
– Выкладывай!
– Надо мне повидаться с главным воеводой Шеиным…
– Эва! Зачем он тебе понадобился? – спросил Ферапонт.
– Ну, как же!..
И Прошка, как на духу, выложил знакомцу все, о чем хотел рассказать только самому воеводе.
– Ну, брат, дело серьезное, – внимательно выслушав станичника, проговорил Ферапонт. – Тебе повезло, ведь я служу у батюшки воеводы. И все, как есть, ему перескажу о твоем сотнике-переметчике и двоих поляках.
– Только не тяни. Тут дело важное…
– Не бойся, станичник! Мы это дело быстро справим. Пойдем-ка со мной…
– Да меня не пущают!
– Со мной пустят, – заверил Ферапонт.
Воевода Шеин только-только закончил писать послание к любимой своей супруге Евдокии Никитичне, когда услышал скрип приоткрываемых дверей.
– Кто там? Ты Ферапонт? – спросил Борис Васильевич.
– Я, батюшка, – ответил верный слуга, заходя в кабинет.
– Видишь это письмо? Его надобно будет всенепременно передать моей жене. Это важно, Ферапонт. Если со мной что-то случится, ты должен будешь любыми путями донести это послание. В нем мои завещательные распоряжения и просьба, чтобы… – Главный воевода немного помолчал, еще раз посмотрев на преданного слугу, потом продолжил: – Ты знаешь, что моя жена на сносях. Седьмой месяц она, голубушка, носит под сердцем моего ребенка. Завещаю я ей родить сына и воспитать из него славного воина – защитника границ Отечества. Понял?
– Как не понять, батюшка, – ответил Ферапонт, незаметно смахивая набежавшую слезу.
– Письмо будет лежать в этой шкатулке. Запомни!
– Запомню, батюшка. Да ведь я к тебе с вестью о вскрытом злодействе…
– Говори! – сразу посуровев лицом, произнес главный воевода.
– Один из наших стрелецких сотников замечен в тайных сношениях с врагами…
…Прошка, переминаясь с ноги на ногу, стоял перед закрытыми дверями воеводского кабинета. Ему еще никогда не доводилось говорить с такими важными людьми, как окольничий Шеин, и потому он немного трусил, хотя прекрасно понимал, что от его сообщения зависит разоблачение тайного врага в боевом стане.
И вот Прошка дождался: двери кабинета распахнулись и на пороге появился начальник всей крепости и всех окрестных сторож воевода Шеин. Он был хмур и сосредоточен, светлое его лицо, украшенное ухоженными бородой и усами, подергивалось от скрытой ярости.
– Ты сотника выследил? – прямо спросил Прошку Шеин, не любивший околичностей с подчиненными ему людьми.
– Я, ваша милость, – вытянувшись в струнку, ответил станичник.
– Пойдешь со мной и укажешь на того сотника! Я распоряжусь, чтобы всех стрельцов выстроили перед нами…
Подобного Прошка никак не ожидал. Он, простой станичник, шел рядом с самим главным воеводой и напряженно вглядывался в бородатые и безусые лица стрельцов, стоявших в строю, разделенном на десятки и сотни. Но знакомого лица предателя все не находил. Его даже в пот бросило от мысли, что его сочтут за вруна и скрытого врага.
– Сотника в строю нет… – с дрожью в голосе произнес Прошка, отводя взгляд от пытливых глаз Шеина.
– Кого из сотников нет в строю? – громко задал вопрос воевода.
– Сотник Треплев отдыхает после ночного дозора… – ответил кто-то из стрелецких десятников.
– Найти Треплева и сей же час доставить сюда! – приказал Шеин.
Через пять минут заспанный и злой Треплев уже стоял в строю и, ничего не соображая, взирал на главного воеводу и какого-то молодца рядом с ним, одетого во все черное. Неожиданно ему припомнился некто в черном, спасший этой ночью его жизнь от покушения.
Прошка в свою очередь также признал сотника, о чем и сказал главному воеводе.
Шеин, не церемонясь, распорядился взять переметчика под стражу, а на его место временно назначил одного из пятидесятников, бывших ранее в подчинении у Треплева.