Ребятам и раньше доводилось подниматься на крышу, но ни разу Москва не открывалась перед ними с такой беспримесной ясностью, как в то утро, никогда воздух не был так прозрачен, и не только прозрачен, а ещё и устойчив - да, именно устойчив - он не вибрировал, не дрожал, он словно в согнутой ковшиком ладони держал весь город, другой ладонью бережно промывая все краски, чтобы все мельчайшие детали сделались видны выпукло и четко, и чтобы такими же четкими были заостренные силуэты высотных зданий на фоне неба. Так в воде оживает листочек с переводной - или, как порой её называют, волшебной - картинкой: блеклое невнятное пятно превращается в яркий привлекательный рисунок.
- Ух ты! - сказал Димка. - Это ж, ребята...
Он замолк, не находя нужных слов.
- Как будто мы... - Ленька тоже искал нужные слова. Точно такие ясные и четкие шпили - не высоток, правда, а церквей и колоколен - точно такие ясные и четкие краски и точно такое высокое небо были у английских городов на иллюстрациях к "Плывет, плывет кораблик... Английские детские песенки в переводе Маршака", одной из главных детских книг шестидесятых годов, в чудесной книге огромного формата и с плотными листами, которые так приятно было перелистывать; в книге, которую все дошколята того времени знали наизусть и которую взрослые читали не меньше, чем положенных им "взрослых" поэтов; "Плывет, плывет кораблик, Кораблик золотой..." "Не было гвоздя подкова пропала..." "Много-много птичек Запекли в пирог..." "Из чего только сделаны мальчики..." Ленька на всю жизнь сохранил воспоминание, как от восторга перехватывало дух, когда в пять или шесть лет он открывал эту книгу и разглядывал кузницы и колокольни, мосты и замки, золотые короны и алые мантии, разноцветные камзолы "храбрых портных" и королевских солдат... А ещё там были гуляки, пьющие густого, почти малинового цвета вино из огромных кубков на пирах у славного короля Артура и веселого короля Коля, и мальчишки, тайком удирающие из окон спален погулять при луне, и неряшливые феечки, которых близко нельзя подпускать к булочкам с маслицем... И кого ещё там только не было - целая страна, густо заселенная, удивительный мир, только в котором и хотелось жить, несмотря не то, что и в этом мире не все было безоблачно. "Враг вступает в город, Пленных не щадя..." Страшные вороны нападали на Твидлдума и Твидлди... И страшен почему-то был обжора Робин Бобин. Уже много позже Ленька Болдин узнал, что "Робин Бобин" сначала был сатирическими стишками, сложенными про короля Генриха VIII, который казнил всех своих жен, направо и налево казнил подданных, отбирал в пользу королевской казны и церкви, и монастыри, и кузницы, и дома - то есть, "съедал" своих поданных и их имущество, и все диву давались его ненасытности; прошло сто лет, жестокий король давно умер, а строки, за которые в его время можно было и голову на плахе потерять, стали безобидной детской потешкой. Но остался ледяной холодок, которым тянет от этой потешки, от её хлесткого ритма - холодок, по которому шестым чувством угадывалось, что на эту потешку в свое время падала тень палача в остроконечном красном колпаке-маске с прорезями для глаз... И совсем много-много позже, покупая переиздание этой книги для своих сыновей, Ленька Болдин - то есть, бывший Ленька Болдин, а теперь Болдин Леонид Семенович с изумлением и радостью обнаружил, что книга не потеряла для него своего очарования, что он всматривается и вчитывается в нее, вместе с сыновьями, так же жадно, как и тридцать лет назад. То ли, как он сказал сыновьям, "первая любовь не ржавеет", то ли и вправду Маршак и художник Конашевич (теперь-то он поглядел, как зовут художника) сумели прошить всю книгу той золотой ниткой особого волшебства, называемого вдохновением, которое не истлевает и не развеивается от времени...
А тогда Ленька Болдин, глядя на великолепную Москву, почему-то зацепившись взглядом не за один из главных и самых высоких шпилей, а за небольшой и скромный, но такой изящный шпиль таможни возле Ярославского вокзала, вспомнил иллюстрации в этой книге, и слова нашлись, совершенно неожиданные слова, но показавшиеся Леньке самыми правильными.
И он сказал:
- Как будто мы в городе, где правит король, в столице волшебного королевства. А сами мы - стража на башнях, и стережем город от врага.
Да, согласились с ним его друзья, такое чувство, будто стоишь на одной из самых высоких дозорных крепостных башен, а не на крыше современного многоэтажного дома. И так здорово было стоять, щурясь на солнце, чувствуя себя древними богатырями, зорко следящими, не появится ли облачко пыли на горизонте - предвестник приближения врага. Димка встал, широко расставив ноги, вскинув свой самопал у бедра - опять-таки, на манер бьющих с лета метких стрелков, на сей раз то ли из гэдээровских вестернов с участием Гойко Митича, то ли из исторических фильмов прибалтийского производства всяких там "Слуг дьявола" и "Последней реликвии".
- Эй! - сказал он. - Где там вражеская рать?
- Вполне возможно, вот-вот будет, - сказал Юрка, - и как бы нам её не прошляпить. И давайте пригнемся, когда будем подходить к краю крыши, а то нас в два счета засекут.
Это правда, три силуэта на фоне ясного неба были бы заметны всем окрестным дворам, и мальчишек спустили бы с крыши со скандалом. Поэтому они подошли к ограждающему бордюру, согнувшись и почти приседая на корточки. Они глянули вниз. Вход в подъезд был как на ладони. Юрка поднес к глазам бинокль, висевший у него на шее, и отрегулировал его.
- Всех входящих и выходящих и без того отлично видно, прокомментировал он. - Поэтому бинокль понадобится лишь тогда, когда надо будет лица разглядеть. Но для этого он должен быть заранее отлажен на расстояние. Ведь они могут проскочить очень быстро, как положено грабителям, и на опознание у нас будет всего несколько секунд... А теперь давайте решим окончательно, остаемся ли мы все здесь или кто-то будет сидеть в квартире.
- Я предлагаю остаться здесь, - сказал Ленька. - Тогда квартира тем вернее превратится в ловушку. Если грабители появятся, то, скажем, ты бежишь к соседям звонить в милицию - ты ведь знаешь своих соседей лучше нас, и тебя они впустят позвонить без лишних объяснений - а мы с Димкой спускаемся на лестничную клетку и пытаемся их задержать, если милиция будет медлить. Есть и ещё вариант. Если они приедут на машине - а они, скорее всего, будут на машине, ведь они рассчитывают на хорошую добычу, такую, которую на плечах не унесешь - то Димка задерживает их, угрожая застрелить, а я быстро спускаюсь вниз и прокалываю им шины. Тогда, даже если они не испугаются Димку, и Димке придется драпать со всех ног, далеко они все равно не уедут, и милиция успеет их схватить.
- Хороший план, - одобрил Димка. - Вот только, если мы все останемся здесь, надо забрать из квартиры наши ранцы. Мало ли что они подумают, увидев два ранца, брошенные при входе.
- Точно! - согласился Юрка. - Сбегаешь? Вот тебе ключи... Эй, что там такое?..
У подъезда остановилась машина, и вылезший из неё человек очень смахивал на вчерашнего мужичка возле валютного магазина.
- Он! - выдохнул Юрка, хватаясь за бинокль и поднося его к глазам. Он!..
Вслед за мужиком из машины вылез мальчишка приблизительно такого же возраста, как и трое друзей - ну, может, чуть постарше. И этот мальчишка держал в руке Юркин ранец!
- Неужели мужик честным оказался, и вора поймал? И привез теперь на суд и расправу? - изумился Ленька.
- Нет, - ответил Юрка. - Тут что-то другое... Почему он привез его в такое время, когда у нас никого не должно быть дома? Какая-то тут странная игра - и не очень чистая. И... и...
Мужичок что-то сказал парню, и тот вошел в подъезд. А тем временем из машины выбрался третий человек - высокий ладный военный... Выбрался с места водителя: то есть, именно он был за рулем. Наклонившись, он вытащил из машины небольшую кожаную сумку, типа планшета.