— В общем, он позвонил, — перехватил нить рассказа Юрка. — И тоже говорил с дядей Володей. Представился полностью, со званием и с фамилией. Сказал, просит отпустить Дмитрия Батюшкова и строго не наказывать, потому что его друг, полковник Головин, не только не имеет никаких претензий, но даже благодарен. Если бы не эта дурацкая хулиганская выходка, то его друг не обнаружил бы, что стал жертвой крупного жулья.
— Навели, в общем, шороху ради тебя, — прокомментировал Ленька.
— Да я уж понял, — сказал Димка. — А дальше что?
— А дальше, — опять повел рассказ Юрка, — этот Василий Владимирович прослушал всю магнитофонную запись, очень внимательно, и в восторг пришел. Все, говорит, попались, голубчики! Все, что надо, имеется, факт крупного мошенничества налицо, при том, что ты — это он к полковнику обратился «ты» — ведешь себя очень четко и к тебе претензий быть не может. Ты ни разу не называешь сумму, за которую отдаешь чеки, просто говоришь, что сумма правильная. А потом, когда ты на секунду выходишь в туалет, они обмениваются насмешливыми репликами, что «сделать» тебя было детской забавой…Значит, если ты будешь стоять на том, что обменивал им чеки по официальному курсу, один к одному, и должен был получить три тысячи только не восемь, ни в коем случае! — а они тебе пихнули «куклу», в которой было всего пятьсот рублей, то опровергнуть тебя они не смогут, ты получаешься чист перед законом, а их можно спокойно сажать… Тут, говорит, нашей самодеятельности и не понадобится, хотя и вы помочь можете, по докладу о такой записи мне любое начальство даст «добро» на задержание, тем более, что сейчас это актуально… Спрашивает у меня, можно ли бобину себе забрать. Я говорю, можно, и этот Василий Владимирович к Седому обращается: готов ли ты вызвать огонь на себя, чтобы мы покрутили этих субчиков? Мол, мы тебя полностью прикроем, они тебя и пальцем не успеют тронуть, но мы все-таки все здесь — взрослые мужики, и взрослое мужицкое дело затеваем, а ты ещё пацан, хоть пацан и очень толковый, и мы не имеем особенного права втягивать тебя в свои игры, и если ты откажешься, мы полностью поймем. «Да чего меня втягивать? — ответил Седой. — Я уже втянулся.»
— То есть, он согласился? — спросил Димка.
— Да, разумеется! — ответил Ленька. — А потом мы быстро все прибрали в квартире, окурки в унитаз спустили, посуду помыли и прочее, как будто вообще не было в ней никого постороннего. И военные нам помогли. Полковник сказал, что, мол, раз ребята нас выручили, то и мы их выручим, поможем навсегда скрыть от родителей, что здесь произошло, а то ведь и помереть недолго со страха, узнав, во что их детки впутались. Потом вниз спустились, помогли полковнику достать запаску из багажника, сменить колесо на целое. И мне, и Юрке дали домкрат крутить!
— Так где они сейчас? — спросил Димка.
— Где-то на пустыре возле стройки. Они считают, валютчики начнут выслеживать Седого оттуда, потому что он возле стройки ранец у их пацана отобрал. Там у них все схвачено, все обложено.
— Так давайте двинем туда! — сразу оживился Димка. Все неприятности были им разом забыты — увидеть, как берут валютчиков и как с ними поквитаются «за все хорошее», это ж такое событие, что как его упустить!
— Тебе ещё мало приключений? — не без ехидства осведомился Юрка. Если мы им сорвем операцию, они нас по головке не погладят, несмотря на все наши заслуги!
— Да брось ты! — сказал Димка. — Мы заберемся на стройку, этаж на третий, и оттуда будем все наблюдать как на ладони. А нас никто не увидит!
— В самом деле, почему бы и нет? — поддержал Ленька. — Заберемся тихо-тихо. Можем опять твой бинокль прихватить, чтобы засесть подальше и не слишком маячить.
Юрка поглядел на часы.
— Начало пятого. Я думаю, весь спектакль начнется после шести, когда рабочие уйдут со стройки.