— Погодите, ребята, — сказал завхоз, подкручивая свои «буденновские» усы, которыми очень гордился. — Я эти комиссии знаю. Они на внешность смотрят. В спальни зайдут, чего они там увидят?
— Кровати! — догадался веснушчатый Вовка, представитель малышей.
— Кровати! — передразнил завхоз. — Разве это кровати? Сборная окрошка! А мебель? Стыдно сказать: табуретки из ящиков, стулья проволокой подвязаны. Вешалки — кривые гвозди.
И чем больше завхоз перечислял недостатки, тем более убогим представлялось им помещение, которое до того казалось таким уютным и удобным.
— Да-а... — протянула пожилая, с худым и строгим лицом учительница младшей группы. — И воспитательный процесс у нас... Летом ребята еще работают в огороде, в саду. А зимой? Вы же знаете, вопрос политехнизации стоит сейчас очень остро... Это тоже серьезный минус, товарищи.
— И вообще, что это за коммуна без настоящей работы! — снова загорячился Стасик.
— Ясно, — сказал Медведев. — Нужно срочно организовать в коммуне мастерские. Какие?
— Конечно, по дереву! — оживился завхоз. — Хоть табуреток настроим.
— Не будьте фантазерами, — строго произнесла пожилая учительница. — Где вы достанете оборудование?
— Ну да, его распределяют централизованно. А мы опять вне плана...
Снова наступило молчание.
— Оборудование будет! — вдруг сказал Медведев. — Я ручаюсь!
— Ура-а! — закричал Стасик и вылетел в коридор, где собралась вся коммуна. — У нас будут мастерские!
Оборудования, конечно, нигде не было. Секретарь даже осунулся, когда Медведев заговорил с ним о мастерских.
— Все! Больше про коммуну слышать не хочу! В городе ни одной пилы свободной нет! У меня посевная в голове!
— А если найдем?
— Не найдете.
— А если?
— Ну, ваше счастье — отдадим!
И ГПУ в Новоград-Волынске, помимо основных своих дел, занялось розысками неиспользуемого столярного инструмента и оборудования.
В один из февральских дней в кабинет к Медведеву ворвался интендант Наружный. Он держался рукой за сердце, и пот лил с него ручьями.
— На... на... на путях! — еле выговорил он, обрушиваясь в кресло.
— Что на путях? — Медведев вскочил, налил воды в стакан. — Пейте. И говорите толком.
— Там, там... — показывал куда-то Наружный, судорожно глотая воду, — в тупике! — не в состоянии отдышаться, мычал и объяснял что-то обеими руками.
— Вы опять перестали делать зарядку, — строго сказал Медведев.
— Перестал, перестал, — прошептал Наружный и, наконец успокаиваясь, внятно произнес:
— Беспризорный.
— Ну?
— Стоит на путях, в тупике.
— Ну?
— Надо взять.
— Ну и взяли бы его сами.
— Так он же американский!
— Американский беспризорный?!
— Его без документов не отдают.
— Ничего не понимаю! — За год работы Медведев никак не мог привыкнуть к манере Наружного сообщать новости. — Что за американский беспризорный? Живой? На двух ногах?
— Зачем на ногах? — удивился в свою очередь Наружный. — Обыкновенный, на колесах.
Медведев устало опустился на стул.
— Вот что, Наружный, начните опять с самого начала.
— На путях, в тупике, стоит вагон с беспризорным деревообделочным заводиком американского происхождения, — по складам проговорил Наружный, — не понимаю, что тут непонятного...
На торжествующий клич Медведева в кабинет сбежались сотрудники.
Через полчаса целая делегация чекистов окружила запломбированный товарный вагон. Перепуганный начальник станции потрясал папкой с накладными.
Вагон, оказывается, пришел несколько дней назад в адрес земотдела. Заведующий земотделом сообщил, что этот портативный заводик подарен американской профсоюзной организацией для передачи сельскохозяйственной коммуне. Его и отдали передовой коммуне района «Свобода».
— Я поеду в «Свободу», я уговорю их! — решил Медведев.
Февраль ушел, оставив за собой сплошную необозримую распутицу. Поля еще были покрыты серым ноздреватым снегом, но дороги уже превратились в непролазные коричневые реки.
Конь тяжело дышал, с трудом вытаскивая копыта из густой грязи. Впервые за много лет Медведев снова ехал верхом и наслаждался и не торопил усталого коня.
Был полдень, когда Медведев со своим помощником Витей Баст подъехал к коммуне «Свобода».
Многочисленные хозяйственные постройки широко раскинулись вокруг большого рубленого дома, крытого новым железом. В высоких окнах красовались ажурные занавеси, зеленел папоротник. За домом сквозил большой яблоневый сад.