— Ну, пойдем спать! — Медведев повернулся к нему спиной, пошел прочь.
— А чего я видал от Советской власти? — вдруг сказал Нечаев.
Медведев остановился.
— Голодуху одну! — продолжал Нечаев. — Ни тебе пожрать. Ни выпить. Ни одежи порядочной. Только мозоли наяривай! А что же я, животная?
— Он, значит, кормил? — поинтересовался Медведев, снова подходя.
— Я с ним как у христа за пазухой жил, если хочется тебе знать! Как же мне с ним не быть?
— И до конца, значит, с ним?
— Нет! — быстро сказал Нечаев. — Нет! Пропадать не хочу! А им пропадать. Это не через тебя, не думай. Люди уж больно лютуют на них. Уж я вижу.
— Спастись хочешь.
— А как же! Кому охота... под пулю...
— Почему ж под пулю? Ну, выселят их, переселят подальше...
— Нет, — уверенно помотал головой Нечаев, — под пулю!
— Ну, если ты говоришь, значит, есть за что.
— Скажи твердо, если я тебе помогать буду, меня не тронут?
— Смотря как помогать будешь... Ты в партию как же... сам придумал?
— Не. То Лемешко распорядился. Он и устроил. И заявление за меня писал. Я ж в коммуне ударник числюсь. Значит, не тронут? Ты мне верь! Не обману. Какой же мне расчет. Видишь, лет мне — двадцать три. А что я в жизни видел? Бабы порядочной и той не было. Так, свои гарпины! Я хочу и пить, и есть, и в одеже человеческой форсить. Я не скотина. Все хочу. В могилу не желаю. Так что ты верь мне!
— Оружие у них есть?
— Есть! — зашептал Нечаев. — Лемешко мне показывал. Склад у них на дальном хуторе, за мельницами.
— Ну вот что, представь мне доказательство, тогда поверю! — сказал Медведев и, решительно повернувшись, пошел к политотделу: он ночевал у Сергачева.
Вспоминал он о Нечаеве с омерзением. Иногда мелькало сомнение: не научил ли его Лемешко, нет ли тут провокации?
Через несколько дней Нечаев ввалился к нему в кабинет и положил на стол ученическую тетрадь.
— Список ихней организации. Чем не доказательство!
— Как же ты его достал?
— А что мне! Сестру Лемешкину прижал. Она до меня, как до меда. Ну, а заснула — я из-под половицы и взял. Знал, где лежит. Только мне туда ворочаться нельзя. Так что вы поскорее их... к ногтю...
Медведев смотрел на Нечаева и думал о том, что вот воспитал Лемешко из него животное, для себя воспитал, а не рассчитал.
— Нет, Нечаев, так жить, как ты мечтаешь, тебе не удастся!
— А как же? — испугался Нечаев.
— Работать будешь! Руками своими работать! — с гневом и горечью заключил Медведев этот разговор.
При обыске на хуторах были найдены винтовки и гранаты. Очевидно, Лемешко все еще надеялись на интервенцию.
А комплект деревообделочного оборудования все-таки попал по назначению: в настоящую коммуну — коммуну имени Дзержинского № 2. И когда комиссия наробраза приехала, ее усадили на новенькие, свежевыструганные табуретки. Показали сделанные своими руками столы и стулья и даже шкаф, который, правда, не отличался большим изяществом. Но ведь то был первый шкаф.
— Да-а, ничего не поделаешь, — улыбаясь, проговорил председатель комиссии, — коммуна как коммуна... Пусть живет! Ну, а где же организатор? Такой настойчивый. Такой горячий. Ох, сколько он всем нам нервов перепортил!
— Его нет, — грустно сказал председатель совета Стасик. — Товарища Медведева назначили в другой город.
— Какая жалость! Зачем же его туда назначили, мальчик?
— Не знаю... — И вдруг догадался: — Наверно, тоже коммуну организовывать!
ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ
— Неужели мы должны оставить этот уголок, Митя? Я так привыкла к нему за четыре года!
— Уже четыре года мы женаты! — удивился он. — Летит время...
Они стояли в молодом саду, который посадили своими руками. Августовское солнце сквозило в зелени. Упругие, влажные листочки новых побегов тянулись к ним, слепо толкались в ладони, словно сосунки.
— Уцелеют они, Митя?
Он по-мальчишески щелкнул пальцами, подобрал у крыльца кусок мела и широко написал на двери террасы:
«Ушел на фронт. Прошу сохранить сад».
В этой размашистой надписи он был весь, со своей горячей, доверчивой к людям душой. Она грустно улыбнулась.
— Ничего, Тимоша, не горюй! — ласково сказал он жене. — Начали мы с тобой не очень-то мирно, так уж, видно, и пойдет... А ведь все равно мы с тобой были счастливы! Всем врагам назло! Хоть ты и купила меня по дешевке, за три рубля. — Рассмеялся. Никогда он не забывал пошутить по этому поводу.