После выступления Игната из-за стола вылез Чернавский и, напрягая длинную жилистую шею, обмотанную шарфом, простуженным голосом закричал:
— Предательство! Провокация! Россия не готова продолжать революцию! Закрепить добытые свободы! Иначе потеряем все! — и потрясал пачкой газет, в которых Ленин объявлялся немецким шпионом. И тут Фокин, сдержанный, мягкий Фокин, вскочил и, побелев, крикнул в лицо Чернавскому:
— Буржуазную брехню повторяешь, слякоть меньшевистская!
В зале мгновенно взорвалась буря криков, свиста, топота. Митя увидел, как вперед выбежал молоденький солдат, срывая с плеча винтовку, как со сцены стремительно спрыгнул Александр и схватил солдата за руку. Грохнул выстрел, с потолка посыпалась штукатурка. А Чернавский продолжал что-то выкрикивать, беззвучно разевая рот. Потом он швырнул газеты в зал и, высоко подняв голову, ушел со сцены. В зале тотчас встали и вышли несколько человек. Когда установилась тишина, Фокин тихо, но твердо сказал:
— Предлагаю голосовать за ленинскую линию партии.
Через несколько дней Митя узнал, что комитет РСДРП разделился. Теперь на вывеске на доме Глуховцева было дописано фиолетовыми чернилами — «большевиков».
А каких только партий не было тогда в Бежице! Большевики. Меньшевики. Бундовцы. Эсеры правые. Эсеры левые. Максималисты. Анархисты. Даже какая-то группа «сверхбольшевиков».
Все бродило.
В августе Брянский Совет стал большевистским. 20 октября семнадцатого года он организовал Военно-революционный комитет во главе с председателем Совета Фокиным. Фактически вся власть была сосредоточена в руках Военно-революционного комитета.
Во главе ревкома брянского гарнизона также стоял большевик. Большевики руководили всей жизнью уезда. Население поддерживало их. Председатель меньшевистской городской думы адвокат Довбин метал громы и молнии и вопил о «большевистском перевороте в Брянске». Он угрожал репрессиями. Но дума не пользовалась уже никаким влиянием. Даже в этой растерянной и замученной бесконечными словопрениями думе Фокин умудрялся проводить большевистские резолюции.
И несмотря на все это, когда весть о петроградских событиях 25 октября докатилась до Брянска, Довбин заявил, что «изолированная от народа кучка авантюристов-большевиков совершила дворцовый переворот, который будет ликвидирован в течение двух дней». Это заявление было одобрительно встречено всеми буржуазными и мелкобуржуазными группами. Довбин телеграфировал в ставку, требуя военной помощи против большевиков. Это уже была не просто политическая слепота.
К концу семнадцатого года большинство старых коммунистов Бежицы перебрались на жительство в Брянск. Там они работали в различных советских учреждениях. Переехал и Александр Медведев. Митя почти ежедневно ходил с братом на митинги, организовывал вечера молодежи, выполнял бесчисленное количество различных поручений. Когда брат предложил ему работу в Брянском Совете, Митя с радостью согласился. Работать в Совете — ведь это значит помогать Игнату Фокину! Легендарный Фокин, умный и обаятельный, которого любит вся Брянщина, уважают и враги, замечательный коммунист, которого лично знает, кому доверяет Ленин, — этот самый Фокин будет ежедневно рядом с ним, Митей, разговаривать с ним, давать ему поручения. Митя был счастлив.
Январь шел слякотный, с холодными, пронизывающими ветрами. Фокин вернулся в Брянск из поездки по уезду поздним вечером, усталый, голодный и озябший.
Ночной сторож в совдепе, бравый старик с седыми моржовыми усами, бодро встал из огромного продавленного кресла, вытянулся во фрунт и отчеканил:
— Господин председатель, в помещении никого никак нет! Секлетарь побег до вас домой, понес деловые бумажки!
Фокин присел на мягкий подлокотник кресла, привалился к высокой спинке с наполовину отколотым деревянным орлом.
Здесь было тепло: исходила жаром докрасна раскаленная буржуйка. Уютно мигала керосиновая коптилка. Не хотелось уходить.
— Что ты меня господином величаешь, Ерофеич? — в полудреме проговорил Фокин. — Господ, брат, больше нет и не будет.
— Никак нет, — улыбаясь одними глазами, отвечал сторож, — у кого я служу, тот для меня и господин.
— Чудак ты, Ерофеич, — тихо сказал Фокин. — А голодно, брат, в России. Вся Мальцевщина голодает. Детишки худенькие, как цыплята, — кожа да кости. Повсюду одну мороженую, гнилую капусту едят...
Перед его глазами стояли картины ужасающей нищеты, голода, все, что перевидел он сегодня с рассвета до позднего вечера. До мельчайших подробностей вспоминались худые обросшие лица с ввалившимися глазами, окружавшие его сегодня на митингах, где он говорил не о хлебе — его не было, а о работе, и еще о работе, которой люди эти сыты по горло...